РИММА АРТЕМЬЕВА. Член Союза писателей Казахстана, член Союза журналистов РК, член правления Союза православных граждан Казахстана
По учрежденной редакцией газеты «Новое поколение» номинации, Римма Артемьева признана «Поэтом года — 2015».
И музыкальные, и поэтические палиндромы на протяжении всего исторического периода своего существования считались одним из высших проявлений технического мастерства, изысканными «шутками мэтров» поэзии и музыки, предназначенными для избранных ценителей.
Римма, спасибо, что поделились Вашими стихотворениями. Они добрые, часто грустные тонкой хрустальной грустью. А иной раз не хрусталь — алмаз… Вы работаете с интересными поэтическими приемами. Стихотворения двойного прочтения вперед и назад по строчкам я бы назвала «палиндромоны».
Мне представляется, Вам близка поэтика Серебряного века: традиционная строфика, схожая образность - веер, зеркала, витражи, листопад…
Разработка сложных поэтических форм также была характерна для некоторых авторов Серебряного века.
Вы спрашиваете, были ли уже стихотворения с таким формальным приемом, как у Вас? В точности таких - по форме - насколько мне известно, в современной русской поэзии нет вовсе. Это отдельный прием. Вы совершенно верно отмечаете, что читатель становится соавтором таких стихотворений…»
В средневековье и в эпоху барокко к приему перестановки слов в стихотворении было иное отношение, в те времена были написаны гимны святым или добродетелям, в которых слова переставлялись сотни раз, все для возвеличения предмета стихотворения (скажем, у Величковского).
Но мы живем не в средневековье. И у Вас – не десятки и сотни, а два прочтения текста. Это отдельный прием.
Что касается Вашего стихотворения «Бриз - это панторифма – «рифма-везде».
* * *
Бриз. Волосы пахли сандалом.
Вниз волнами к паре сандалий
Шелк. Падает. Волей нежданной
Смолк памяти возглас. Рождая
Стон. Росчерком взора. Ударам
В тон рокота зова – кандальный
Звон. Любви…
В русском интернете панторифмой называют повтор всех букв (как например у Авалиани: Поэта путь мой – по этапу тьмой). Это прекрасный прием, но не панторифма – здесь нет созвучия, нет рифмы. А у вас – есть.
А второе стихотворение внутри первого: «Бриз / Вниз / Шелк / Смолк / Стон / В тон / Звон» - можно назвать акростихом, с другой стороны, брахиколоном: энергичные, однослоговые стопы стиха. Например, как брахиколон у Ходасевича:
Лоб –
Мел.
Бел
Гроб.
В стихотворении «Наследство» вы используете прием «эхо-рифмы».
НАСЛЕДСТВО
Оставляю тебе глоток.
ток
Слез, любви не храненной впрок,
рок
Чтобы времени тек песок
сок
В пыль веков, не стирая строк
ток
Оставляю тебе глоток!..
У Вас в этом стихотворении также монорифма – все строки на одну рифму. Здесь, наверное, в первую очередь вспоминается стихотворение Марины Цветаевой «В огромном городе моем - ночь…»
То, что Вы объединяете два приема, здесь – монорифму и эхо-рифму – тоже характерно для поэзии формальных ограничений. Сложная форма взывает к дальнейшему усложнению, сочетанию одного ограничения с другим.
Что касается «венка сонетов» - это не классический сонет и не классический венок, но Ваши модификации. Такое преобразование вполне допустимо. Если сонет «переворачивают», обрывают, укорачивают, так почему же не добавлять строки. Вообще есть такая тенденция расшатывать устойчивые жесткие поэтические формы. Вы с одной стороны, расшатываете сонет, но с другой – создаете новую структуру венка. Вы здесь осмысленно работаете со словом и с поэтической формой, так получается не 14, а 17 стихотворений – новой, измененной структуры. Читаются они очень хорошо.
Я желаю Вам найти Ваших читателей, которые понимают и радуются игре ума, музыке палиндромов, это автору необходимо!
Татьяна Бонч-Осмоловская (Сидней, Австралия) –
кандидат филологических наук, прозаик, поэт, критик,
переводчик, автор учебного курса комбинаторной
литературы, создатель периодической таблицы
литературных форм
14 сентября 2015 г
РИММА АРТЕМЬЕВА
ОТРАЖЕНИЯ НЕБЕС*
* Все стихи, с выделенными строчками - построчные палиндромоны - читаются сверху вниз и снизу вверх с сохранением знаков препинания.
***
Удержи меня, слышишь, своею любовью.
Чтоб предстать перед вечностью вместе с тобою.
Удержи меня здесь, на зеленой планете,
Как дыхание моря, заря на рассвете.
Чтоб остаться стихами в созвучиях гармоний,
Словно имя в молитвах к Божественной воле.
Удержи меня здесь, как ноктюрны Шопена,
Чтоб вовек не покинуть желанного плена.
Чтоб запомнилась жизнь не утратой иль болью,
Удержи меня, слышишь, своею любовью!
Удержи меня, слышишь, своею любовью!
Чтоб запомнилась жизнь не утратой иль болью,
Чтоб вовек не покинуть желанного плена.
Удержи меня здесь, как ноктюрны Шопена,
Словно имя в молитвах к Божественной воле.
Чтоб остаться стихами в созвучиях гармоний,
Как дыхание моря, заря на рассвете.
Удержи меня здесь, на зеленой планете,
Чтоб предстать перед вечностью вместе с тобою.
Удержи меня, слышишь, своею любовью.
***
Есть прекрасная Родина – Русский язык!
Ей неведомы страны, границы, затворы.
Сам Господь освятил ее царственный лик.
Переливами смыслов пестрят разговоры.
И цветными созвучьями рифмы горят,
Там узоры хранят первозданное слово.
Как искусно не прост ее пышный наряд!
А любовь и добро – ее сути основа.
Мудрость красною нитью ведет через время –
Свои тайны, раскрыв в откровения миг –
Кто узнает ее – ей останется верен.
Есть прекрасная Родина – Русский язык!
Есть прекрасная Родина – Русский язык!
Кто узнает ее – ей останется верен.
Свои тайны, раскрыв в откровения миг –
Мудрость красною нитью ведет через время –
А любовь и добро – ее сути основа.
Как искусно не прост ее пышный наряд!
Там узоры хранят первозданное слово.
И цветными созвучьями рифмы горят,
Переливами смыслов пестрят разговоры.
Сам Господь освятил ее царственный лик.
Ей неведомы страны, границы, затворы.
Есть прекрасная Родина – Русский язык!
***
Гульфайрус Исмаиловой
Когда живешь на верхнем этаже…
Никто не ходит по твоим молитвам.
Нам дарит взгляд особенный сюжет -
Пленяя светом и игрой палитры.
Ведь с высотой она обручена,
В ее порывах вызревают краски.
Душа гармоний солнечных полна,
На холст прольется, не боясь огласки.
Мир осветив, как стекла в витраже,
Приходит мудрость тайной старых свитков,
Когда живешь на верхнем этаже,
Никто не ходит по твоим молитвам…
Никто не ходит по твоим молитвам…
Когда живешь на верхнем этаже,
Приходит мудрость тайной старых свитков,
Мир осветив, как стекла в витраже,
На холст прольется, не боясь огласки.
Душа гармоний солнечных полна,
В ее порывах вызревают краски.
Ведь с высотой она обручена,
Пленяя светом и игрой палитры.
Нам дарит взгляд особенный сюжет -
Никто не ходит по твоим молитвам.
Когда живешь на верхнем этаже…
***
У одиночества прозрачные глаза…
В них отражаются мелодии разлуки,
Где тихо прячется уставшая слеза
И ледяные, нецелованные руки,
Там старятся, тоскуя, зеркала…
Все обещанья, как пожухлая листва,
С щемящим хрустом исчезают под ногами,
Седеют души, не познавшие родства,
Сердца покрыты равнодушия снегами.
И ледяные, нецелованные руки,
Где тихо прячется уставшая слеза.
В них – отражаются мелодии разлуки.
У одиночества прозрачные глаза…
У одиночества прозрачные глаза…
В них отражаются мелодии разлуки —
Где тихо прячется уставшая слеза.
И ледяные, нецелованные руки,
Сердца покрыты равнодушия снегами.
Седеют души, не познавшие родства.
С щемящим хрустом исчезают под ногами…
Все обещанья, как пожухлая листва,
Там старятся, тоскуя, зеркала…
И ледяные, нецелованные руки,
Где тихо прячется уставшая слеза.
В них отражаются мелодии разлуки,
У одиночества прозрачные глаза…
***
Любовь рисует акварелью…
Прозрачных ливней теплый след –
Слова, разлившиеся трелью,
За череду прошедших лет
Волшебной, тоненькою кистью.
Признаний хмель и счастья смех.
На дни – оторванные листья -
Наносит без шаблонных схем.
Картины памяти, простившей,
И снег разлук, и лед потерь.
Наполнят соком спелой вишни
Уста остывшие. Теперь…
Уста остывшие. Теперь…
Наполнят соком спелой вишни
И снег разлук, и лед потерь.
Картины памяти, простившей,
Наносит без шаблонных схем.
На дни – оторванные листья -
Признаний хмель и счастья смех.
Волшебной, тоненькою кистью.
За череду прошедших лет
Слова, разлившиеся трелью,
Прозрачных ливней теплый след –
Любовь рисует акварелью…
ПОЛНОЧЬ РАЗЛУКИ
Стена студила обнаженностью…
Там, где висел портрет любимого.
Осколки слов письма сожженного -
Хранили то, что не сгубили мы.
В ладонях дремлющего города
Шептались отзвуки прощания.
Жгла вкусом яблока раздорного.
Горчинка взятого молчания…
Но…
Нам безнадежность возвращения…
Вдруг новых встреч сулила россыпи
В негласных тайнах поощрения.
Шипы, увенчивая розами…
Шипы, увенчивая розами…
В негласных тайнах поощрения.
Вдруг новых встреч сулила россыпи
Нам безнадежность возвращения…
Но…
Горчинка взятого молчания…
Жгла вкусом яблока раздорного.
Шептались отзвуки прощания.
В ладонях дремлющего города
Хранили то, что не сгубили мы.
Осколки слов письма сожженного –
Там, где висел портрет любимого.
Стена студила обнаженностью…
***
Молчит мой веер, сотканный из слез.
Сиявший прежде розовым и красным - *
Его цвета разлуки звук унес,
Аккорд мечтаний, сделавший напрасным.
Но непреклонен веера язык.
В устах сомкнутых снова зреют краски,
Как ждут судьбы загадочный призыв.
Раскрыться. Тайный знак, придав огласке.
И как бутон, расправив лепестки,
Наполнить цветом сложенные грани.
Сумеет веер трепетом руки…
Когда есть тот, кого не смеешь ранить…
*На языке веера: розовый цвет означает – любовь, а красный – радость.
Когда есть тот, кого не смеешь ранить…
Сумеет веер трепетом руки…
Наполнить цветом сложенные грани
И как бутон, расправив лепестки,
Раскрыться. Тайный знак, придав огласке.
Как ждут судьбы загадочный призыв.
В устах сомкнутых снова зреют краски,
Но непреклонен веера язык.
Аккорд мечтаний, сделавший напрасным.
Его цвета разлуки звук унес,
Сиявший прежде розовым и красным –
Молчит мой веер, сотканный из слез.
* * *
Торгует Лондон щепетильный…
Проснулся Сити деловой,
Разбужен утренней порой -
Многоголосием мобильным.
На биржах кличут котировки -
Курс акций в вихрях перемен…
Им верен каждый бизнесмен -
В азарте деловой сноровки.
Товар он в прибыль превращает -
Станки, машины, чай, табак…
И самый модный в мире фрак,
Продав, лишь фунтам доверяет.
Здесь каждый бизнеса служитель:
Торговец, медиа-магнат,
И финансист – во всем педант,
Квадратной мили* небожитель.
Глаза в глаза Квадратной миле…
Туризму служит бойкий гид,
И Гринвич-парка строгий вид,
И всех дворцов представив стили,
Величьем роскоши пленяет…
Там Вест-Энд, веку дав обет,
«Как dandy лондонский одет»,
Образчик моды он являет.
Поддавшись «прихоти обильной»,
Тем, что воспел уже поэт,
Спустя почти две сотни лет -
Торгует Лондон щепетильный…
*Жители Лондона называют район Сити - Квадратной милей
Торгует Лондон щепетильный…
Спустя почти две сотни лет –
Тем, что воспел уже поэт,
Поддавшись «прихоти обильной»,
Образчик моды он являет.
«Как dandy лондонский одет»,
Там Вест-Энд, веку дав обет,
Величьем роскоши пленяет…
И всех дворцов представив стили,
И Гринвич-парка строгий вид,
Туризму служит бойкий гид,
Глаза в глаза Квадратной миле**…
Квадратной мили небожитель.
И финансист – во всем педант,
Торговец, медиа-магнат,
Здесь каждый бизнеса служитель:
Продав, лишь фунтам доверяет.
И самый модный в мире фрак,
Станки, машины, чай, табак…
Товар он в прибыль превращает –
В азарте деловой сноровки.
Им верен каждый бизнесмен –
Курс акций в вихрях перемен…
На биржах кличут котировки –
Многоголосием мобильным.
Разбужен утренней порой –
Проснулся Сити деловой,
Торгует Лондон щепетильный…
* * *
Владимиру Татенко
Я не скажу осеннего – «прощай!»…*
В круженье золотого листопада.
Не важен смысл, назначенный вещам,
Даруется нам память, как награда…
Сквозь строки дней, событий череду
Останется тепло воспоминаний.
Когда молитвы время перейдут,
Исчезнет груз несбыточных желаний.
Вернуться, осень, мне пообещай,
Твой свет – неугасимая лампада.
Я не скажу последнее «прощай!» -
В круженье золотого листопада…
В круженье золотого листопада…
Я не скажу последнее «прощай!» -
Твой свет – неугасимая лампада.
Вернуться, осень, мне пообещай,
Исчезнет груз несбыточных желаний.
Когда молитвы время перейдут,
Останется тепло воспоминаний.
Сквозь строки дней, событий череду
Даруется нам память, как награда…
Не важен смысл, назначенный вещам,
В круженье золотого листопада.
Я не скажу осеннего – «прощай!» …
* * *
«Новому Арбату» в Алматы
Здесь идут, сидят и лежат,
едут, топают и кричат,
созерцают, поют и молчат.
Здесь гуляют, играют, едят,
Улыбаются, шутят, грустят…
Как зовут тебя, новый «Арбат»?
Ты уже не «Бродвей» и уже не «Арбат». *
Может имя АЛВЕЙ** твоё или АЛМАТ? ***
Появились твои черты –
В ликах нового Алматы…
Твой проспекту подобен сегодня размах.
Ты ревниво хранишь город, как аруах.
Ты с «Бродвеем» связал «Арбат»,
Наш АЛВЕЙ, а может АЛМАТ.
В ритмах разных гармоний звучит твой поток,
Где соседями – классика, барды и рок.
А сердца стучат в унисон,
Задаёшь им собственный тон.
Притягателен шарм твой, особый уют.
Сердцем Города люди тебя зовут.
Ты – в движении, вечный номад!
Кто? АЛВЕЙ ты или АЛМАТ?
Кто? АЛВЕЙ ты или АЛМАТ?
Ты – в движении, вечный номад!
Сердцем Города люди тебя зовут.
Притягателен шарм твой, особый уют.
Задаёшь им собственный тон.
А сердца стучат в унисон,
Где соседями – классика, барды и рок.
В ритмах разных гармоний звучит твой поток,
Наш АЛВЕЙ, а может АЛМАТ.
Ты с «Бродвеем» связал «Арбат»,
Ты ревниво хранишь город, как аруах.
Твой проспекту подобен сегодня размах.
В ликах нового Алматы…
Появились твои черты –
Может имя АЛВЕЙ** твоё или АЛМАТ? ***
Ты уже не «Бродвей» и уже не «Арбат».
* *«Бродвей» и «Арбат» - исторические районы в Алматы. Средоточие городской жизни.
** Алвей – «алматинский путь» по аналогии с американским – Бродвей - «широкий путь».
*** Алмат - В переводе с казахского «Алмады» - «не взял». Это имя-оберег дается ребенку в надежде, что он будет жить, что высшие силы и духи не заберут малыша.