Печать
Категория: Максим Ивлев
Просмотров: 7638

Мария Волкова Максим Ивлев, представитель Союза Православных Граждан Казахстана в Санкт-Петербурге, член Союза журналистов России.

Мы продолжаем знакомить своих читателей с творчеством замечательной русской поэтессы, уроженки Усть-Каменогорска и жительницы Семиречья Марии Вячеславовны Волковой (1902-1983), чья поэзия только сейчас начинает возвращаться на Родину после долгих лет изгнания.

 

На этот раз мы предлагаем читателю несколько стихотворений поэтессы, написанных в разные периоды ее жизни и опубликованных в различных зарубежных изданиях, а также вошедших в ее посмертный сборник "Стихотворения" (Мюнхен, 1991). Тематический охват этой небольшой подборки стихов весьма разнообразен...

Стихотворение "Идиллия", посвященное подруге детства М. Волковой, поэтессе Таисии Баженовой - это ностальгическое воспоминание о совместно проведенных годах жизни в старом Джаркенте, где служили когда-то их отцы. Полны ностальгических ноток и стихотворения "6-е декабря" и "В стране отцов". Репортажное стихотворение "6 сентября 1930 года" посвящено знаменательному событию в жизни русской эмиграции того времени. Французский "Комитет пламени", и поныне поддерживающий Неугасимый огонь под Триумфальной аркой на площади Звезды в Париже, предоставил тогда внеочередное право возжечь пламя на могиле Неизвестного солдата российскому казачеству. Предоставление этого права проживающим в изгнании казакам свидетельствовало о большом уважении со стороны французских властей к ним и к их подвигам во имя свободы Франции в совместной борьбе. На Елисейских Полях собралось тогда около двух тысяч казаков, проследовавших торжественным маршем под сенью войсковых знамен к Триумфальной арке. От лица всех казачьих войск Неугасимое пламя возжег на этой святой для всех французов могиле Донской атаман генерал-лейтенант А.П.Богаевский.

Стихотворение "Долина смерти" посвящено кровавому преступлению английских оккупационных войск - беспримерной в мировой истории насильственной репатриации, выдаче на расправу Сталину 35 тысяч казаков и казачек, произошедшей в начале июня 1945 года в австрийском городке Лиенце. В этой бойне чудом уцелел сын Марии Волковой - Александр.

Остальные стихи поэтессы не нуждаются в особых комментариях - это вечные темы любви, добра и справедливости, преподнесенные в присущей ей эстетической манере.

Напоследок хотим заметить, что в ближайшее время "Простор" собирается опубликовать нигде не издававшиеся воспоминания Марии Волковой, написанные ею в последние годы жизни. Это будет данью памяти выдающейся поэтессы, нашей землячки, чей столетний юбилей со дня рождения приходится на 2002 год.

"Простор" выражает искреннюю благодарность Константину Николаевичу Хохульникову (Ростов-на-Дону) за предоставленные материалы.

 

Мария Волкова

Идиллия

Таисии Баженовой

Сонно бродит - что ей торопиться! -

Средь широких улиц тишина,

И луна молодкой белолицей

Смотрит из небесного окна.

Обдает эфир своим дыханьем

За день раскаленная земля,

И молчат, подобно изваяньям,

Гордые красавцы-тополя.

Их кольчуги отражают дрожью

Переливы звездного огня.

Ластятся арыки к их подножью,

Серебром рассыпанным звеня.

Одуряющ аромат жасмина.

Вздохи майских роз порой слышны.

Домики, в саду наполовину,

Излучают скромность белизны.

Вот затрепетала чья-то песня,

Полилась, волнуясь, вдоль аллей,

А навстречу ей, еще чудесней,

Загремел, защелкал соловей.

На призыв его с таким же рвеньем

Зазвучали ближние сады -

И о чем-то дивном и весеннем

Как не помечтать на все лады?

Чуть ступая, медленно и сонно,

Спугнутая, скрылась тишина,

Но внимает сверху благосклонно

Песням и сердцам неугомонным

Томная молодушка - луна...

Помнишь ты все это? - Ну, еще бы!

Тополя... и песни... и сады...

Ах, в том мире не было ни злобы,

Ни смертельной атомной вражды!

До того все было в нем иное,

До того все шло иным путем,

Что и мы, ища себе покоя,

Разве только там его найдем!

1976

 

6-е декабря

Картины прошлого воскресли предо мной

И память мне встревожили не зря:

Сегодня ведь - наш праздник войсковой,

Сегодня ведь - Шестое декабря!

Забыть ли мне, как много лет назад,

Когда была Россия, цел был дом,

День этот был величествен и свят,

И чтился исстари сибирским казаком?

Обширен наш степной казачий край,

Но дух один у всех - и в этот день

Патрон наш войсковой, Святитель Николай,

Всех привлекал под храмовую сень.

Везде, везде, в один и тот же час

В соборах и церквах бесчисленных станиц

Рвались молитвы ввысь, сиял иконостас,

И праздничен был вид казачьих лиц.

А после... музыка... и дружное "ура"...

Красив парад в морозный зимний день!

Чубы казачьи завиты с утра,

Папахи ухарски надеты набекрень!

Гарцуют бойкие коньки:

Они давно отлично знают строй!

Вот и конец - уходят казаки,

И все гремит от песни удалой.

А вечером, за чаркою вина,

Все та же песня прадедов звучит: 

Казачья память прошлому верна,

Она заветы прошлого хранит.

И вот теперь... под гнетом страшных лет,

Уйдя с тоской от близких, от семьи,

Узнали мы холодный, чуждый свет,

Узнали мы все горести земли...

Трудны, темны, неведомы пути...

Бороться и страдать назначено судьбой...

Но чрез мытарства все должны мы пронести

Казачий дух, свободный и лихой!

Пусть нет дороги нам к станицам дорогим,

Пусть далека желанная заря -

Но праздник войсковой за рубежом мы чтим

И помним все Шестое декабря!

6 декабря 1929 года

"Сибирский Казак. 1582 - 1932.

Войсковой юбилейный сборник

Сибирского Казачьего войска", Харбин, 1934.

 

В стране отцов

Разве можно забвенью отдать

Эту буйную древнюю гладь,

Что кругом обнялась с небесами

И где воля коснулась чела

И навеки в груди разожгла

Непокорное времени пламя!

Разве можно не видеть во сне,

Как бредешь по родной целине,

Ни косы не знававшей, ни плуга,

Где ковыль, что в былинах воспет,

Оковал с незапамятных лет

Тело степи блестящей кольчугой!

Часто в сутолке длинного дня

Вдруг почудится топот коня,

Свист лихого, как ветер, намета,

Чьих-то слов бегло схваченный звук,

Но сомкнется разорванный круг,

И слеза набежит отчего-то...

А в иной затуманенный миг

Слышит сердце, как шепчет тальник

Про казачье житье по старинке,

Как в озерной, хрустальной тиши,

Чуть дрожа, шелестят камыши

И, кручинясь, вздыхают кувшинки...

"Сибирский Казак. Войсковой юбилейный

сборник". Выпуск № 2. Харбин, 1941.

 

6 сентября 1930 года

Гляди, Париж, - их годы не сломили,

Их бодрый дух в изгнанье не угас:

Они верны своей исконной были

И тот же все огонь открытых глаз!

На зов вождя слетелись отовсюду,

Прогнав усталость - прямо от станка,

И ты, Париж, приветствуешь, как чудо,

Не тень, не миф - живого казака!

Дивись, дивись, французская столица,

Притихла вдруг вся площадь Этуаль!

Они идут! Их много. Светлы лица

И с них сошла обычная печаль...

Забыто все: что на чужбине тяжко,

Что мир давно к ним равнодушен стал -

Ведь стоит жить, коль на боку есть шашка,

Иль верный друг - испытанный кинжал!

Париж, Париж! Степей далеких дети

Пришли к тебе - ведь ты им не чужой:

И за тебя в кошмаре лихолетий

Они сражались в пляске огневой!

Железных полчищ силу привлекали

Они к себе... Бесстрастен суд времен, -

Болота Польши трупы поглощали,

Но устоял истерзанный Верден!

Бесценна кровь... и подвиги былые...

И жизнь... и смерть... Но больше пышных слов

Нежданный клич: "Да здравствует Россия!"

Согрел ее отверженных сынов.

Им этот клич напомнил о страданьях,

О грозных днях, о славе, о войне,

О счастье, о семье, о горестном изгнанье,

О милой, но далекой стороне...

И снова взор подернулся тоскою,

Но цель близка - не время горевать!

Могиле Неизвестного Солдата

Они пришли последний долг отдать!

Великий миг! - его постигнуть надо,

Молчат цветы роскошного венка...

И вот - уже затеплена лампада

Рукою русского скитальца - Казака!

"Родимый край", Париж, 15 сентября 1930 года.

 

Долина смерти

Есть долина такая в Тироле,

А в долине той Драва река...

Только вспомнишь - и дрогнешь от боли,

Как от вскрывшего рану клинка!

Там, где крепко задумались горы,

Обступивши небесную гладь,

Ветер повесть греха и позора

Не устанет в веках повторять.

Ты ж, поэт, свои горькие строфы,

Что на волю прорваться спешат,

У подножия новой Голгофы

На коленях слагай, не дыша!

Где-то Драва в безудержном плаче,

Ударяя, как в грудь, в берега,

Причитает о жизнях казачьих,

Хладно брошенных в руки врага.

Обманули закон и защита,

Просьбы тронуть глухих не могли...

Кровь коварно, безвинно убитых

Вопиет, вопиет от земли!

Колыхнулись хоругви, как тени...

И в молитвенный жаркий порыв

Злобно хлынуло уничтоженье,

Все стихией своей затопив!

По плечам, головам и иконам

Мчались сотни подкованных ног...

Даль и высь переполнились стоном,

Но никто не пришел - не помог!

Лишь одна сердобольная Драва,

Отражая июньскую твердь,

Укрывала волною кровавой

Убежавших от ужаса в смерть...

 

Горы строже нахмурили брови,

В долгом эхе их дрожь проняла, -

Не от лязга ль железных чудовищ,

Волочивших и рвавших тела?

Казаки, и казачки, и дети,

Цвет последней казачьей земли,

Позабытые всеми на свете

Ни за что в западне полегли...

Так склонись же, поэт, на колени,

И взывай, и моли, и проси,

Чтоб хоть поздняя весть об измене,

Как огонь, пронеслась по Руси,

Чтобы память о жертвах дрожала

В русском сердце рыданьем всегда!

А пока... пусть тирольские скалы

Наливаются краской стыда!

 

 

***

Не страшно то, что нет продленья срокам,

Но страшно знать, что в нас - источник зла.

Спешим, горим и будто ненароком

Чужую жизнь попутно жжем до тла,

Рвем без нужды, без ненависти губим,

На крик души бредем едва-едва

И часто тем, кого сильнее любим,

Мы говорим жестокие слова.

Неумолим закон судьбы железный:

Пощады нет ни телу, ни уму,

О, если бы дойти до края бездны,

Не причинив страданья никому!

1939

"Возрождение»,  Париж, 1955, № 37.

 

Княжьи очи

Молча поднесла воды напиться

и слегка с поклоном подалась.

"Спаси Бог, красавица-девица", -

отдавая чашу, молвил князь.

Был он грустен, тяжко озабочен,

не сошел с коня набраться сил,

но свои задумчивые очи

все ж на миг на ней остановил.

Лишь на миг... что значит миг единый,

есть ли у него над жизнью власть?

Подан знак - и вот уже дружина

на рысях за князем понеслась!

Вдоль дороги, вдоль ее обочин

пыль тянулась. Распалялся зной.

Никого... И только княжьи очи

будто здесь и светят ей одной!

Девушка, да полно! что с тобою,

отчего сама ты не своя?

Притаилось счастье непростое

в уголке бессчастного житья!

Легкой доли сердце не пророчит:

бабий век да гарь избы курной...

Но из этой теми княжьи очи

будут ей сиять - лишь ей одной!

1968

"Стихотворения". Мюнхен, 1991.

 

Иллюзия

Ты колышешь меня на волнах,

Ободряюще солнцем прогретых,

Чертишь в полночь на белых стенах

Обольстительные силуэты

И, развеявши в прах

Все запреты,

Чрез пространства кидаешь мне мост

До звезд!

К полыханью чужого огня

Ты подводишь меня легкой тенью

И показываешь, дразня,

Незабывшихся снов воплощенья,

Чтоб томили меня

Наважденья,

И рождались в чаду колдовства

Слова...

 

Антология "Содружество", Вашингтон, 1966.

Первоначально материал был опубликован в журнале «Простор» № 3, 2001 г., Алматы.

 

Нравится