Всему на свете рано или поздно приходит свой черед. Придет день, когда обретутся святые останки епископа Семиреченского и Верненского Пимена. И не в нашей воле назначать, либо перемещать этот срок. Должны ли мы сидеть, сложа руки в ожидании чуда? Не будет ли чудом, когда именно наше самоотверженное усилие увенчается успехом? Не такого ли чуда, в котором мы должны стать соучастниками, и ждет от нас Бог? Думается, что Бог вправе требовать подвига любви по отношению к тому, кто не пожалел жизни за души ближних. Нелишне напомнить и о той безответственной легкости, с которой присутствовавшие при аресте отдали епископа в руки палачей. Труды и жертвы не вменены ли нам в покаяние?

Все, кому я высказывала эти доводы, становились безоговорочными единомышленниками. Их число медленно, но верно возрастает, а значит, чудо рано или поздно явит себя... Я не ручаюсь до конца за полноту доводов относительно могилы, но нить вьется и зовет за собой уже несколько лет. Бремя не рвет ее, а напротив, скручивает, делает осязаемее и надежнее. Необходим, может быть, лишь огонь уже соборного дела, чтобы промчаться по тонкому, запутанному следу, и поднять твердь земную, скрывающую святыню. Пока же дело, за которое чувствую себя ответственной, состоит в том, чтобы показать саму нить и провести по ее причудливому бегу.

О том, что в парке им. 28-ми гвардейцев-панфиловцев "похоронены архиереи", говорил в 1993 году старик со смешной фамилией Вареник. Две надгробные плиты, на которые он указывал, и станут в дальнейшем предметом нашего пристального интереса. Не ведая того, добрый дед, хранитель многих примет церковной жизни старой Алма-Аты, внес первый вклад в копилку сведений относительно и парка, и плит.

Всем помнится майская Пасха 1994 года. Впервые в возвращенном кафедральном соборе совершалась служба. Кажется, весь город устремился на соборную площадь. Именно тогда засияла радуга вокруг креста на соборной колокольне. Вся обстановка предвозвещала что-то значительное, радостное, необыкновенное. Видимо, не случайно, что именно тогда затеплился пока еще слабый свет и другого чуда.

Уже не узнать, кто был этот человек, как его звали, да и жив ли он теперь? Его короткий рассказ был в высшей степени примечательным.
Примерно в середине 20-х годов священнослужители собора проходили к тем самым двум плитам в северо-западной части парка и служили молебен. Кому?

Будто слабый раскат грома ворохнул где-то в отдалении, наполнив сердце предчувствием, знаменуя дальнейшее. Добрым моим другом и советчиком в составлении жизнеописания епископа Пимена стал краевед профессор Николай Петрович Ивлев. Он располагал документально точными сведениями о том, что два единственно сохранившихся надгробия на старом верненском акрополе, еще в конце 80-х годов XIX века превращенном в часть Пушкинского парка, принадлежали семейному захоронению генерал-губернатора Семиреченского края Герасима Алексеевича Колпаковского. Здесь покоились его дочь и его внук-младенец. Александра Герасимовна, в замужестве Базилевская, умерла родами в начале 80-х годов того же века. Для нее и сына и были установлены надгробия под надзором архитектора П.В.Гурдэ. Теперь только они одни и виднеются среди поредевшего старинного парка. Разумеется, далеко не в том виде, в каком были задуманы. Когда-то они стояли на небольшом холме, имели у основания кресты, а гранитные основания покрывали мраморные плиты. На гранитных столбиках провисала массивная цепь. Ко времени, когда случилась смерть молодой женщины и ее сына, именем самого генерала уже была названа главная улица города (ныне именуемая Достык), и понятно, что могила "дорогих детей" губернатора обустраивалась с особым тщанием. Ее описание имеется в письме самого генерала в Верный Василию Гурдэ. Много лет назад Николай Петрович Ивлев в свободное время между лекциями, которые он читал в Автодорожном институте, отыскал его в архивных массивах и с любовью переписал, сохраняя, по обыкновению, все особенности орфографии. Он не догадывался, что вносил вклад не только в дело сохранения памяти о забытом отце города, а и о другом человеке, которому город обязан, может быть, даже и большим, поскольку речь идет о святом, просиявшем в нем.

Хроника поиска могилы епископа Пимена не задерживается долго в 1995-ом, потому что главные события начались в следующем за ним 1996 году. Разве что...

О том, что она "видит" картину совершенных преступлений, я узнала из газеты. За шаг, предпринятый тогда, я получила достаточно серьезные нарекания от своего духовного руководителя. Но дело было сделано и другой священник сказал по этому поводу:
- Ты заставила бесов сказать правду, они ведь тоже все знают. Только впредь не рискуй собой!

Моя просьба состояла в раскрытии одного преступления, совершенного в 1918 году... Она не хотела... вставала, уходила из комнаты, возвращалась, переводила разговор на другое. Наконец приложила над собой усилие и увидела то... о чем я постаралась забыть. Старая могила в парке возле собора, в которую он был похоронен поздней ночью? Поверить трудно, а труднее представить, что можно найти тому документальные доказательства. Без них же я не историк, не исследователь, а любитель авантюр. Ничего не оставалось, как запастись долгим терпением и искать, спрашивать, не упускать ни одного шанса в поиске человека, который может что-то знать. Не чудо ли, что он отыскался? Но я забегаю вперед... Поездка на родину епископа Пимена - в город Череповец и Череповецкий район Вологодской области, знакомство с его близкими родными в Петербурге, работа в Перми, Ташкенте, Вологде помогли составить подробное жизнеописание священномученика. Были найдены и подготовлены к печати переводы раннехристианских сирийских текстов, сделанные епископом в годы служения миссионером у сирийских несториан. Путем долгих поисков удалось точно определить и то место в роще Баума, где вечером 16 сентября 1918 года солдаты исполнили приговор "полевого суда".

Сейчас в роще стоит прекрасный обелиск, и все больше православных семиреченцев приходят поклониться священному месту. Известно, что радость на какое-то время обезоруживает человека, делает его особенно уязвимым. Видимо, подобное произошло тогда. На поляне с прямоугольником огненно-красного мха, там, где оставался с вечера до полудня расстрелянный епископ, я убедила себя не быть монополистом в деле поиска и подчиниться другим доводам. Могилу стали искать тут же, на месте расстрела, хотя сердце предчувствовало бесплодность затеянного. Говорят, отрицательный результат тоже результат. По крайней мере никто теперь не настаивает, что подвижника и мученика похоронили там же, где сложил он свою головушку. Закопали в землю бесславно, без подвига любви. Хотелось верить, что все было не так. Беру укрепила Елена Ильинишна Неклушева. Она вспомнила, что говорили шепотом люди: "Убийцы бросили тело, а когда вернулись, поляна уже была пуста... забрали его люди и тайно где-то похоронили".

Вечером 16 сентября 1918 года от епископа Пимена отказалось духовенство, находившееся в архиерейском доме, но народ Божий? Люди толпились в его покоях с утра до вечера, авторитет архиерея при жизни был огромен. Неужели отступился народ Божий?

О том, что в роще Баума найдено место расстрела епископа Пимена, казахстанские "Аргументы и факты" опубликовали большой материал. Просили сообщить, если кому-нибудь известно о месте захоронения. И надо было сложиться дальнейшим событиям так, а не иначе, но именно этот номер "Аргументов" попал в руки алматинцу, врачу скорой помощи Анатолию Григорьевичу Молчанову! Житель Малой Станицы, он передал в малостаничный Казанско-Богородицкий храм записку, которая теперь хранится у меня среди других реликвий: "Отец Пимен похоронен в парке им. 28-ми гвардейцев-панфиловцев с правой стороны". Далее шел домашний адрес и телефон автора записки. Мы встретились, и Анатолий Григорьевич передал то, что слышал в 1942 году девятилетним ребенком от бабушки-соседки Краснюковой. Простые люди подобрали владыку Пимена, перенесли в поселок, находившийся по соседству с рощей (там, где теперь нефтебаза), а ночью похоронили в парке "рядом с могилами детей известного генерал-губернатора". Подробности, сохранившиеся в острой памяти Анатолия Ивановича, кстати, обнаружившего большой интерес к прошлому города, были слишком достоверны, чтобы не доверять им. И то, как старик бондарь (поселок стоял у Букреева пруда) сколотил простой гроб, и то, как тело положили в "бестайку" -телегу с глухими бортами для перевозки зерна, как прикинулись подвыпившими горожанами, возвращавшимися домой. В Пушкинском парке росла трава по пояс, и время от времени ее косили. Прибывшие ночью в парк вели себя уже как косцы. Впрочем, кто-то косил, а кто-то рыл могилу. Молчанову припомнилась характерная деталь, которую домыслить невозможно: после того, как все было сделано, запрудили арык, и разлившаяся вода смыла свежую землю.

С Анатолием Григорьевичем мы нашли надгробия. Рядом виднелся старый арык. В том, что арык давний, заверил служитель парка, в обязанность которого уже много лет входит следить за парковым поливом.

Вот и найдено заветное место?! Еще не старые люди помнят, что в этом уголке парка надгробные плиты лежали тут и там, в советское время поблизости крутилась карусель, и об них спотыкались, пробираясь к билетной будке. При реконструкции парка в середине семидесятых все убрали. Пытались и уничтожить надгробия "дорогих детей" славного генерала; автогеном разрезали железные скобы, скреплявшие гранитные тесаные глыбы, пригнанные друг к другу. Ничего не вышло: камни были вмурованы в мощную забутовку. Так и остались они в парке, одинокие и заброшенные. И по сей день надгробные плиты восполняют отсутствие парковых скамеек: на них отдыхают, пьют и едят ничего не ведающие студенты педуниверситета и гости южной столицы.

Чтобы пополнить багаж сведений, я продолжала пытать коренных алматинцев. То, что приходилось слышать о надгробиях, при всей разноречивости намекало на какую-то правду: И священник-то здесь с женой, и целых сорок мучеников, и вновь "архиепископ", наконец, просто "святая могила".

Примеру, встречаю в парке знакомую художницу. Оказывается, в детстве она жила поблизости нынешнего комплекса бань "Алма-Арасан", то есть совсем неподалеку. Слышу от нее:
У нас по соседству жили коренные алматинцы по фамилии Сущих. У них была старенькая бабушка, которая носила цветы из их палисадника на эти могилы.
Её рассказ как бы продолжал другой художник - А.Поставит, племянник! регента Никольского собора покойного Бориса Матвеевича Шевченко, Дом матери Бориса Матвеевича стоял на месте бань: Мы с дядей ходили к дому, а потом Борис Матвеевич неизменно направлялся к тем самым могилам. Стоял молча, но мне ничего не рассказывал.
Анна Михайловна Устимова, та самая Аня, которая в 1918 году пришла с подружками в рощу и увидела на их любимой полянке убитого "батюшку", в 1996-ом была еще жива. Помнила ох как много! Не обратиться ли к ней вновь?
Была ли в парке святая могила?
Как же, была!
Где она находилась, со стороны бань или со стороны Дома офицеров? Совсем слепая, девяностолетняя Анна Михайловна пожевала губами, всмотрелась куда-то вовнутрь и твердо назвала место:
- Возле бань, где трамвай пустили.
- Почему же она была святой?
- А какие "божественные" люди, те подходили, кто цветочек положит, другие молитву читают.

В воспоминаниях об архимандрите Исаакие алматинка Евдокия пишет о своей бабушке, которая в начале 50-х годов уходила из их шумного дома в парк и там молилась. (См. "Свет Православия в Казахстане", 1995, № 21). Не к святой ли могиле шла она? Куда же еще?
Бывший директор парков Б.К.Бушуев подтвердил тоном атеиста с пониманием:
- Как же, была святая могила. Она одна была огорожена цепями. Там все молились, но мы не препятствовали, пусть себе молятся! Черту подвела Елена Николаевна Зубкова. Мы повстречались с ней на пороге Вознесенского собора. В то утро на ранней литургии я подала записку о поминании родителей епископа - Захарии и Марии. Елена Николаевна спешила к поздней. Предположениями о плитах, лежавших неподалеку от паперти собора, поделилась с ней. И вдруг слышу:
Там, там! В сороковых годах я часто гуляла в парке с двоюродной сестрой своего деда Евфалией Петровной Тишкевич. Она была приемная дочь генерала Королькова, того самого, усилиями которого возведен нынешний Никольский собор. Она была образованная женщина, учительница. Начинала работать в Верном еще до революции. Во время прогулок Евфалия Петровна останавливалась недалеко от плит, делала поклон и приветствовала: "Здравствуй, Владыко!" Рассказывала ему о чем-то и просила благословения, и если никого не было поблизости, становилась на колени.

Однажды Николай Петрович Ивлев показал любопытную брошюру, изданную в Ташкенте в 1911 году: "Краткая памятка о первом наказном атамане Герасиме Алексеевиче Колпаковском". В брошюре сообщалось о намерении верненской городской думы перенести прах доблестного командира и отца Семиреченского края и его супруги с Никольского кладбища Александро-Невской лавры г. Санкт-Петербурга в Верный. Точно определялось место упокоения. Бот цитата: "Где похоронить останки Герасима Алексеевича и жены его - место, как бы намеченное еще самим почившим - там, где находятся две дорогие для них могилы их двух детей - в Пушкинском сквере, что против женской гимназии".

Итак, место, к которому теперь возник пристальный интерес, находилось перед революцией на особом положении, считалось особо почетным, так как предназначалось для останков генерала Колпаковс-кого. Не потому ли в роковые дни 1918 года выбор пал именно на него?
Это походило на правду.

Среди православных Алматы упорно ходит сказ относительно останков епископа Пимена. В любой легенде всегда присутствует след реальных событий, поэтому нужно было определиться с версией, что нетленные мощи епископа Пимена были найдены в 1974 году при сносе архиерейского дома, а митрополит Иосиф, увидев их, якобы произнес: "Святителю Пимене, моли Бога о нас!" Останки увезли, и более митрополит ничего о них не знал... Красиво, трагично. А как же было на самом деле?

Водитель владыки Иосифа Захар Иванович Самойленко припомнил, что во время сноса архиерейского дома, действительно, нашли гроб и пригласили митрополита.
-Только это был какой-то архимандрит. Архиерей - я бы запомнил! Не было архиерея, а гроб красивый был, резной, с ручками.

Захар Иванович лишь подтвердил сказанное Антониной Максимовной Бересневой. Старушка вспоминала среди прочего, что в 1921 году в полу архиерейской церкви похоронили очень старого батюшку, который жил у них по соседству. Очевидно, в домишке на огороде Бересневых доживал свой век архимандрит Александр (Покровский), насельник Туркестанского архиерейского дома чуть ли не со дня его основания. Едва ли стоит вспоминать, какого труда стоило получить у администрации разрешение на археологические работы. Почему-то решал не мэр города, а председатель Совета Министров той поры Кажегельдин. Ответа пришлось дожидаться два с лишним месяца. Зато президент АН РК и директор Института археологии согласились помочь без промедления.

Администрация выделила на раскопки лишь четыре дня. Этого было мало, но мы надеялись успеть. Ежедневно обстановку проверяли люди в штатском, торопили чиновники городской администрации. Завсегдатаи парка поначалу насторожились, но вскоре стали горячими союзниками нашего дела.

И все-таки мы не успели. Мы уточнили поиск и были буквально в двух шагах от останков. Только дело, совершенное лишь наполовину, легко расценить как неудачу. Как же все проходило и что указывало на близость цели? Версия, с которой мы приступили к раскопкам, заключалась в том, что епископа погребли рядом с могилами Базилевских- Колпаковских. Постепенно в народной памяти произошел перенос почитания на их надгробные камни, поскольку могила Пимена была вовсе не обозначена.

Два шурфа археологи проложили к югу от плит, два - к западу, один - на юго-западе. Увы! Результаты были неутешительными, и к назначенному сроку уголок парка пришлось восстановить. С тяжелым чувством под звон троицкого благовеста 14 июня 1997 года укладывали мы на свои места пласты парковой травы.
- Но ведь благодатно же здесь, благодатно! — повторяла незнакомая женщина. И вдруг картина стала понятной до очевидности. Епископ похоронен здесь, под южной плитой! Во-первых, бордюр. Шурфы открыли гранитный бордюр, окружавший надгробия. В юго-западном углу он вместе с почвой сильно просел. Отчего? Профессор-дорожник Н.П.Ивлев видел его на месте и сделал вывод: возможно, почва просела... от подкопа. Сель 1921 года прошел по парку и поднял его поверхность на 70 см. Сравнялся декоративный холм, на котором стояли могилы Колпаковских. Скрылась и резавшая глаз сильная просадка почвы. Господь скрыл до поры до времени наводящую примету?

Во-вторых, в двух шагах от просевшего угла, в том самом месте, где был сделан первый шурф, обнаружилось весьма странное захоронение младенца. Если не считать селевого наноса, то от почвы могила находилась на глубине не более 50 см. Это был склепик, сооруженный на скорую руку из кирпичей, не соединенных раствором. Вместо свода на кирпичах громоздился большой булыжник. Не все косточки были на месте, так же как и не все доски от гробика. Не внук ли это генерала Колпаковского, не перенесли ли его из-под плиты сюда, чтобы освободить место?

Наконец, в третьих. Вокруг надгробий просматривалась не поддающаяся ударам лопаты забутовка из камней и известкового раствора. Точно такая окружала склепы туркестанских архиереев Софонии и Никона на территории Софийского собора. Видимо для дочери славного генерала и ее сына был также сооружен склеп.
Может быть, об этом обстоятельстве вспомнил кто-то из участников погребения епископа? Ведь по традиции архиерея хоронят именно в склепе и рядом с кафедральным собором. Сделали подкоп, пробили забутовку и стену склепа. Неглубоко, всего лишь под селевым слоем нашелся кирпич странной формы, сферический сверху и сбоку. Похоже, остался от пролома в склепе Колпаковских.

О необходимости довести дело до конца твердили все, кто входил в детали поиска. Только вот желавших вникнуть в происходившее в парке - увы! - было немного. В то же лето в Петербурге раба Божия, почитаемая за блаженную и прозорливицу, выслушав внимательно обо всем, положила полевой цветок на фотографию плит и сказала:
- Ты поняла меня?
Нужно ли еще сомневаться?.. Может быть, пора вспомнить мудрые слова Священного Писания о тех, кто найдя истину и продолжая искать, обретают ложь? Но почему волнуют и навевают подспудное беспокойство строки старинной баллады: И пел чернец по мертвом панихиду, Но кто он был - чернец не поминал. Отпел, вдали сокрылся он из виду, Но факел все в тени густой мерцал. И меж дерев уж факел не мерцает, Не шепчет лист, и тайны роковой Ужасен мрак, никто не знает, Кто погребен в лесу при тьме ночной.


О. Ходаковская.  

Добавить комментарий