СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ МИТРОФОРНОГО ПРОТОИЕРЕЯ АНДРЕЯ БУРДИНА
Те, кому посчастливилось стать духовным чадом отца Андрея Бурдина, поймут мою безграничную радость, когда батюшка сказал мне: «Можешь молиться за меня, как за духовного отца». Хотелось рассказать об этом всему миру!
Как мне тогда казалось, все произошло случайно. Я пришла в Никольский храм, чтобы получить благословение на особую молитву. В храме дежурным священником был отец Андрей. Прежде чем дать мне благословение, батюшка захотел со мной побеседовать и выяснить, почему мне нужна эта молитва. Так началось это удивительное и счастливое для меня общение. Он был очень строг, но и добр, и ласков одновременно. Всегда наполнен необыкновенным светом, который излучал вокруг себя. При каждой встрече с ним душа наполнялась радостью и теплом. И как бы он не был занят (очень непросто сочетать службу священника и художника иконописца), всегда находил время не только для своих духовных чад, чтобы выслушать, дать совет, наставить, утешить.
Удивительным было и то, что мои первые стихи на духовную тему появились в «Иверско-Серафимовском листке» – издании Свято-Никольского кафедрального собора, Алма-Атинско–Семипалатинской епархии, который в то время курировал отец Андрей.
В один из теплых летних дней 2005 года батюшка сам пригласил меня для разговора, который я записала на диктофон. Это не было интервью. Отец Андрей рассказал то, что сам хотел рассказать. Я лишь изредка задавала вопросы, что-то для себя уточняя.
Из родословной
По рассказам моего отца наша фамилия Бурдины пошла еще со времен Петра1. Известно, что царь привозил из-за границы разных специалистов. Так в его потешных полках появился военный лекарь – француз по фамилии Бурде. Это был наш предок. Отсюда и фамилия – Бурдины, среди которых были потомственные военные лекари. Последней из семьи была моя старшая сестра Наталья, ставшая врачом и во время Первой мировой войны работавшая в военных госпиталях. Она оперировала и выхаживала раненых. С фронта вернулись отец и Наталья, два старших брата – Пантелеимон и Иван погибли.
Мой дедушка со стороны отца по материнской линии Павел Иванович служил в личной охране Его Императорского Величества в Санкт-Петербурге. Во время коронования Николая II в 1896 году, царь в знак благодарного жеста пожертвовал и повелел раздать всем священникам наградные серебряные кресты с гравировкой. Царская семья владела золотыми и серебряными приисками, они чеканили золотые – 96 пробы и серебряные монеты. До этого времени такие кресты носили не все священники. (В 1896 году, после официальной коронации императора Николая II, появился новый тип наперсного креста. Он имел восьмиконечную форму, изготавливали его исключительно из серебра. На лицевой стороне традиционно находилось распятие, на обратной – вензель императорского дома, а также надпись: «Образ буди верным словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою (1 Тим. 4, 12). Лета 1896, мая 14 дня». С тех пор наперсные кресты стали считаться обязательным атрибутом священников. В результате кресты, введенные Николаем, стали носить все российские священники, вне зависимости от статуса. – прим.автора). А всем гвардейцам император подарил псалтирь. Так в нашей семье появилась семейная реликвия, сохранившаяся до наших дней. У моих старших братьев было много фотографий с царем Николаем II и дедом. Но все их пришлось уничтожить, потому что после революции были обыски, и за портрет царя могли арестовать, сослать, вплоть до расстрела.
Царь армию очень любил и в каждый праздник угощал всех чаркой водки, а на Пасху со всеми христосовался.
И сейчас у старых людей сохранился с древней Руси обычай троекратно целоваться с хозяином и хозяйкой, когда гости входят в дом. Когда на Руси приняли христианство, народ крестился, все друг друга поздравляли, друг другу дарили подарки, христосовались. Эта традиция сохранилась только у нас. Когда мы причащаемся, старший говорит: «Христос посреди нас», а младший отвечает: «И есть, и будет», и целуем друг друга в щечки. Когда пропоют «Верую», мы христосоваемся. Это значит, что мы веруем, что Христос среди нас.
Мой отец тоже служил в царской армии и принимал участие в Первой мировой войне. А вот фотографии отца в форме царской армии, я помню. Они хранились у Наталии.
– Батюшка, а как случилось, что в семье потомственных военных появились священники?– спрашиваю я.
– По промыслу Божию. Я не один священник в семье. У родителей было двенадцать детей. Но до зрелого возраста многие не дожили. Нас четверо священников. Старший – Александр, он монах, в сане архимандрита служит в Анапе. А я, отец Вениамин и отец Николай – служим в разных епархиях.
… В советское время многих людей преследовали, расстреливали. Тяжелые были времена. Погибали люди, рушились семьи. Наша семья тоже оказалась под угрозой ссылки. Один человек, который знал об этом, посоветовал родителям развестись, чтобы избежать этой участи. «Да как же это развестись?! Мы же венчанные!» – недоумевал отец. «На бумаге просто разведитесь, а потом снова сойдетесь», – настаивал советчик.
Пришли они разводиться, а у мамы, откуда не возьмись, слезы. У отца спрашивают: «А по какому поводу вы разводитесь?». А отец молчит, ему и сказать нечего. И вдруг так по-детски отвечает: «Да вот она меня не слушается». Так что, если бы мама не заплакала, и не поверили бы. Но так было Господу угодно, развели их. Отец в другой город уехал, устроился мастером по лесохимии, соответственно своему образованию. А потом, когда вся эта шумиха утихла, семья приехала к нему. И стали они снова жить дружной семьей.
Было в жизни моих родителей время, когда из-за бытовой неустроенности четыре года им пришлось жить как брат с сестрой. А спустя эти годы, появился я.
Родился я на Алтае в 1935 году. Несмотря на то, что открытых, действующих церквей почти не осталось, меня смогли крестить именно в храме, чудом уцелевшем от закрытия и разграбления. Как и всех детей, меня отправили учиться в школу. Из поколения в поколение в нашей семье были благочестивые верующие. Родители с ранних лет приучали меня к молитве и чтению Священного Писания. Воспитывался я на законе Божием и священной истории. Всей семьей мы тайком ходили на службы в еще уцелевшие храмы. Великая Отечественная война объединила народ, люди вспомнили о своих корнях, о своей вере. Им вновь разрешили посещать храмы, власти на местах прекратили преследования за религиозные убеждения, и гонения на Церковь прекратились. Мы смогли уже спокойно, без оглядки ходить на богослужения.
Изобразительным искусством я увлекся еще в юношеском возрасте. А когда отслужил в армии, поступил в Свердловское художественное училище. Мечтал стать художником. Учился с интересом, и неплохо учился. Меня хотели направить в Академию художеств, но я отказался. В тот момент мне предложили служить в церкви, и я дал согласие. В Иоанно-Предтеченском храме Свердловска (ныне – Екатеринбург) меня рукоположили в диаконы. Я женился. Служил, учился и одновременно расписывал храмы в Сибири. А Московскую духовную семинарию в Троице-Сергиевой лавре заканчивал заочно.
Когда в 1979 году переехали Алма-Ату, маму я забрал к себе. Она дожила до 96 лет. Тут ее и похоронили.
О церковной живописи
Когда, после художественного училища я перенимал опыт иконописи у мастеров, овладевших этим искусством еще во времена царской России, я выбрал для себя русский реалистический, академический стиль. Не потому, что я не овладел византийским стилем. Дело было в том, что моя родительница задолго до моего рождения видела нерукотворный образ Спасителя. По маминым рассказам я всю жизнь старался создать похожий образ.
Это было в 1926 году. Время, когда повсеместно закрывались церкви, совершались массовые расстрелы. Как правило, людей убивали за городом. И вокруг этих мест протекающие ручейки, ключи Господь наделял благодатной силой. Над ними сиял столб света. Их называли «святые ключики», и люди приходили туда исцеляться. На дне таких ключей являлись и нерукотворные иконы. К такому ключу в деревню Шубинка, что за 12 километров от Бийска мама и отправилась с моей старшей сестрой, которой было тогда лет шесть. У нее отнимались ножки. Вышли они затемно, и матушка почти весь путь несла сестру на руках. Они добрались туда на рассвете. Люди стали собираться вокруг ручья и мама слышит, что они говорят между собой: – Я вижу такого-то святого, а я такого-то. А она ничего не видела. Подошла к другой группе людей смотрит, а в ручье нерукотворный образ Спасителя, голова в натуральную величину. «Лоб чистый, открытый. Волосы до уровня ушей гладкие, на прямой пробор расчесаны, а кончики волнистые. И как течет ручей волосы, словно ветерком колышутся. Бородка такая же, как пишут на иконах, разделенная надвое, только чуть длиннее, нос прямой с горбинкой, губы правильные, спокойные. Глаза большие, чистые, открытые, выразительные. И с какой бы стороны не подошел, он все на тебя пристально смотрит, как будто душу твою видит – рассказывала мама, – И строгость в этом лице, и в то же время Божественная ласка. Так бы смотрел и смотрел. Я долго смотрела… Люди подходят, крестятся, молятся, отходят, другие подходят. А я все смотрю. И взяло меня любопытство – как это все получается? Села на корточки и рассматриваю внимательно. Там, где нужны светлые тона – лоб, щеки – беловато-кремовый песок набрался, где полутени – сероватый, где брови, усики, бородка – там черные частички земли. Все изобразилось, как мозаика. Когда особенно близко смотришь – живое изображение, разве только не говорит. Долго я смотрела. И все же думаю, как это? Или сразу насобиралось, или постепенно? А может нарисованная икона на дне лежит? Опустила палец и коснулась бородки спасителя. Вдруг все смутилось, закружило и унесло водой. Так я жалела потом зачем это все нарушила… Но убедилась в том, что это нерукотворный образ, Божественной Силой Изобразился. После являлись там и другие образа, правда не такие четкие, как рельеф – «Сретение Господне», «Плащаница…» а вот такого образа больше не видела». Но не только это чудо случилось тогда с мамой. Она же искупала сестренку в этом ручье. И обратно сестренка уже на своих ножках побежала, как и не болели.
Вот так Господь во все времена чудеса являет. Они были и будут во все времена.
Я спрашивал у мамы, что, вот мол, ты ходишь в храм, видишь иконы, есть хоть что-то схожее с тем образом, что ты видела в ручье? «Лишь отдаленно напоминает – отвечала она, – но нельзя даже сравнить, насколько прекрасным был тот лик». С ее слов я пытался написать образ, и узнать – хоть немного напоминает ли он увиденный ею? «Условно, можно сказать, напоминает», – отвечала мама. Но я все время стараюсь писать так, чтобы лик был светлый, каким она его увидела.
– Батюшка, а сколько икон Вами создано? – уточняю я.
– Более десяти больших расписанных храмов. Среди них в Сибири: Бийске (Успенский кафедральный собор), Кемерово (Храм Вознесения Господня в г. Белово Кемеровской области), Прокопьевске, два собора в Томске, собор в Минусинске. В Казахстане – Казанский храм в поселке Узун-Агач, Михаило-Архангельский храм в Тургени. В Алма-Ате – Никольский, Покровский храмы. Несколько иконостасов – в Бийске, Прокопьевске, Рубцовске, Узун-Агаче, Тургени. Две иконы в Вознесенском кафедральном соборе – «Владимирской Божией матери» и аналойная « Вознесение». Мои иконы находятся и у частных лиц. За меня молятся в Китае, Австралии, Америке, Германии. Люди приезжают, просят написать иконы.
О моде, как о Гоподнем проявлении
Вот сейчас пишут, стараются скопировать иконы византийские. Так им по 500 лет. Они от времени потемнели. А их так и копируют темными. А через год–два они вообще черными будут. Но это мода сейчас такая.
– А что на это тоже есть мода? – удивляюсь я.
– А как же. Мода это не только то, что мы понимаем в привычном смысле этого слова – индустрия красоты. Мода – это признак данной эпохи. По одежде, архитектуре, предметам быта и искусства можно определить принадлежность к тому или иному веку. В моде заключается Божественный смысл. Мода дает возможность людям иметь постоянный заработок. Потому что каждые год-два нужно выпускать новые товары, одежду обувь, а это большие производства, рабочие места. Этим самым человеку дается возможность жить. Мода позволяет прослеживать историю развития человечества. И вместе с тем, видеть, как развивалась вера Христова, как она укоренялась, как укреплялась.
Я бы даже сказал, что мода – это Господне проявление.
Об искусстве и вдохновении
Истинное искусство вызывает такие же чувства, как и природа. Ведь природа действует на человека благотворно, умиротворяюще. И если искусство так же просветляет человека, оно может привести к Богу. А если оно демонстрирует страсть, искаженность человека, оно ни к чему доброму не приведет.
Главная тайна изобразительного искусства – как соединить несоединимое – краски и смысл, плотское и духовное, человеческое греховное и Божественное. Когда Господь вочеловечился и явил Свой Лик явно, соединение несоединимого стало видимым и изобразимым.
Сейчас многие не понимая того, что есть икона, заказывают их некомпетентным людям. А они не ведают, что творят – не знают ни канонов, ни Библии, ни традиции.
Так же и в литературе. Не случайно Н.Гоголя, когда тот задумал писать о Божественной литургии, наставлял знаменитый проповедник и Богослов Игнатий Брянчанинов, что «талант у тебя есть, но ты берешься не за свое дело, ты гражданский писатель, об этом может написать только тот, кто сам это пережил, кто имеет священнический сан». Он предупреждал Гоголя и о том, чтобы он меньше углублялся в жизнь тёмных сил, потому что демоны могут сильно навредить ему. Они прельщают человека, стараются повернуть его талант себе на пользу. Дьявол только берет чужое. Что он сам- то может дать? У него ничего своего нет. Вот он и старается красоту Господню повернуть на грех.
Поскольку церковное искусство служит идее приближения человека к Богу, то и заниматься церковным искусством должен только тот, кто Богом призван. А любой, просто по своему желанию, церковным искусством заниматься не должен. Человек нецерковный Духа не имеет! Недаром же лучшие иконописцы были святыми.
Стили написания икон могут быть разными. У нас, русских, иконы потому светлее византийских и греческих, что мы народ светлый, а греки темные. Или вот на православных иконах Китая или Японии лики святых имеют характерные национальные черты. Изображают они также на иконах месяц, луну, звезды. И это не есть проникновение в икону языческих мотивов – для китайцев и японцев это знаки возвеличивания окружающего мира как Божиего творения.
Многие думают, что если икона в византийском стиле, то она обязательно будет чудотворной. Но чудотворность определяется не национально-культурной принадлежностью, а благочестием, верой того, кто ее писал. Поэтому наши святые – Феофан Затворник, Серафим Саровский, Игнатий Брянчанинов никогда не возражали против икон «новых», или не очень умело написанных. На Афоне, например, не придерживаются византийского стиля. Афонские иконы светлые, потому, что именно такими – сияюще-светлыми являлись в видениях афонским подвижникам угодники Божии, Богородица, Спаситель. Сейчас же на многих поздних иконах лик черен от того, что плохи живописные материалы – белила быстро обесцвечиваются, становятся прозрачными и сквозь них проступает темный сангирь, который кладут вниз. А темный лик холоден.
Я считаю, что лик должен быть светлый, излучающий сияние. Вот ведь духовного человека можно определить даже по взгляду, а человек с двойными стандартами, как бы он не притворялся, не может скрыть обман о себе. А святые имеют еще большую благодать Святаго Духа. И эта благодать не может укрыться. И желает он или нет, но все равно свет от него исходит. Мф, 11 зач., 5, 14—19 «Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме». Так и от святых икон, тоже эта благодать исходит. И от Евангелия.
– Батюшка, а как приходит к Вам, то, что называют вдохновением?
– Господь так устроил, что все происходит естественно, как у растения: сначала появляется росток, потом листья, потом цветы. Я с детства знал священную историю, все Христианские праздники. Если смотрю на икону, сразу запоминаю, где что расположено. Когда я пишу, я знаю, что я пишу, о чем пишу. Изучаю эпоху, место, где жил святой, какие одежды тогда носили, вплоть до того, сколько пуговиц должно быть на облачении –такие чисто внешние вещи. Важно и какие события, какие чудеса в то время происходили.
Любое дело должно быть посвящено Богу, а целью должно быть спасение души. Какой бы ни был художник – гениальный или средний – он должен вносить свою лепту в дело спасения. Если он на это не нацелен, его творчество – пустое. А если человек, глядя на картину, немножко посветлел душою, потянулся к Правде, к Богу, а может быть начал молиться, ощутил необходимость покаяния – а вот и реальная польза от искусства.
Прощаясь с отцом Андреем, на панихиде епископ Каскеленский Геннадий говорил о том, как за несколько дней до ухода, батюшка не просто служил, а великолепно вел свою последнюю службу, и, как обычно, обращаясь к прихожанам своим неповторимым голосом призвал: – Поем все! А я вспомнила те, пусть нечастые, моменты, когда довелось вместе с батюшкой служить отпевания, венчание. И как в первый раз отец Андрей твердо сказал мне: – Пой! Он писал тогда иконы в Вознесенском соборе, я пришла к нему для беседы, но кто-то попросил отпеть своего родственника и батюшка позвал меня служить вместе с ним. Какой глубиной и светом была наполнена его молитва! Казалось, что я знаю и даже пока еще невыученные наизусть молитвы. Совместная молитва с батюшкой и лично, и на службе в храме всегда была особенной. И я, как и многие, буду вспоминать об этом с благодарностью и радостью.
По молитвам протоирея Андрея являл мне Господь чудеса. А однажды я открылась батюшке, что читала о молитвенной радости, которую стяжают истые молитвенники, и которую очень бы хотела когда-нибудь испытать. Отец Андрей ничего мне не сказал, но когда я вернулась домой и стала читать «Последование ко святому причащению» остановиться было не возможно. Я прочитала правила, акафисты. Молитвы лились одна за другой. Молилась не только за себя, но и за всех людей, останавливаться не хотелось, и душа была полна небывалой радости и благодати. Так по батюшкиным молитвам приоткрылась мне завеса этого Божественного таинства…
Во всех своих проповедях и беседах отец Андрей всегда призывал к молитве.
«Самое главное для любого православного человека – следовать Закону Божиему и жить по заповедям Христовым. Когда человек старается жить праведно и во всем полагается на волю Господа, то все складывается благополучно. Тот, кто живет без благодати Божией, только для мира сего, у него всегда в душе беспокойство и тревога. Нет у него радости. Вся радость, все упование, все спасение в Боге. Если мы чаще будем обращаться к Богу с молитвой, то Господь пошлет нам эту неземную радость. Ту радость, когда Бог рядом, любит и принимает нас»…
Артемьева Римма Альбертовна – казахстанский поэт, прозаик. Член Союза писателей Казахстана, Союза журналистов РК. Союза православных граждан Казахстана. Заместитель председателя Совета по русской литературе Союза писателей Казахстана.