Ходаковская О.И. Зав архивом и хранитель музея
истории СПб епархии
Уважаемые участники торжеств, посвященных году священномученика Пимена в Казахстане. Ровно сто лет тому назад, 5 мая 1918 года был праздник Пасхи. В кафедральном соборе служил преосвященный Пимен. Праздник был островком радости среди горя и тревог: в городе и области уже началась гражданская война.
В 1917 году на курдайском перевале упал метеорит. Был взрыв большой силы и еще долго небо светилось по ночам. Подобно небесному пришельцу епископ Пимен промчался по небосклону над Заилийским Ала-Тау. Свечение неба после этого полета видим и мы сквозь столетие.
Священномученик возглавляет собор казахстанских святых. В этот собор входят другие славные подвижники. Не сомневаюсь, между ними существует духовная связь. Если о последнем оптинском старце Севастиане карагандинском, скончавшемся в 1966 году, все знали и почитали его, то имени епископа Пимена на слуху не было. Что-то знали, но этого было мало для прославления. В начале 1990-х мне поручили приехать в Караганду по делам церковных воскресных школ. Одновременно прибыла большая команда архиепископа Алексия (Кутепова). Наверно, поэтому в Михайловке меня отвели ночевать в мемориальную комнату старца. Сразу после этой поездки начались активные поиски сведений о семиреченском святителе. Комната Севастиана отчетливо вспомнилась в день их общей канонизации. Они были прославлены в один день. Не сомневаюсь, что оптинский старец содействовал этому из вечности.
В ту пору, 25 лет тому назад, в почвенной старожильной Алма-Ате о владыке знали. Вспоминаю Клавдию Ивановну Пономареву, ее отец был в Верном гласным думы от крестьянства. Тяжело передвигаясь на костылях к Вознесенскому собору, она рассказывала как много говорили в 20-е годы о нем в их доме. «Я поминаю его в записках всю жизнь».
В основном рассказы группировались вокруг рощи Баума и возле двух могил в западной части парка 28-ми гвардейцев-панфиловцев.
В день первой службы в кафедральном собор, это было в 1994 году, ко мне подвели человека весьма преклонных лет и он говорил, что в 20-е годы на Пасху был свидетелем, как священники процессией выходили из собора, шли к этим самым надгробиям совершать молебен. Другой старик, по фамилии Вареник, утверждал, что там похоронены архиереи. Какие архиереи? Известно было, что двое из них, Софония и Никон, погребены были в Большестаничной церкви, где позже был кинотеатр «Ударник». В парке была «святая могила», об этом говорили разные люди. Бывший когда-то директор парка, по фамилии Бушуев, утвердительно кивал головой: «Как же была такая, все время там люди молились. Но мы не препятствовали, пускай себе молятся». Сюда приходил и молча стоял известный регент Никольского собора Борис Матвеевич Шевченко. А однажды, врач и прихожанка Казанской церкви Елена Николаевна Зубкова на мои предположения и сомнения, ответила: «Именно там и прохоронен владыка Пимен". В середине 40-х гг. она часто гуляла в парке с родственницей бывшей верненской учительницей Евфалией Петровной Тишкевич. Возле этого места, если поблизости никого не было, старая учительница делала поклон и приветствовала Владыку Пимена, и говорила с ним как с живым. Это была исконно русская традиция приходить на могилу человека святой жизни как к живому и беседовать с ним.
В 1994 году в газете «Свет Православия в Казахстане», я опубл иковала обращение отозваться тем, кто помнит о событиях 1918 года и епископе Пимене. И вот слышу: «Приезжайте, мама готова рассказать». Анна Михайловна Устимова, дочь кузнеца, 12-летней девочкой с другими детьми, - эта городская детская вольница, пошла в рощу Баума. На поляне увидели лежащего человека. Он был с головой накрыт черной сатиновой рясой . Она догадалась, что это был батюшка. Потом они бежали к домику объездчика, рассказали, что видели. Тот куда-то уехал, а потом вернулся, конь взмыленный, а сам равнодушно, как бы между прочим, говорит им, что человек выпил лишнего, поспал и дальше пошел. Пошли с ним на поляну и никого не нашли. Все же он наказал молчать. Вернулись в город, а там все только и говорят, что архиерея убили, очень жалели.
Константин Максимович Москаленко вспоминал, что в 1948 увозил из геологической экспедиции завхоза, сломавшего ногу. Ему говорили: «Вези его так, чтобы он и вторую сломал. Оказалось, завхоз хвалился перед молодыми ребятами, что — цитирую дословно — «убивал верненского Бога в 1918 году. Елена Ильинишна Неклушева слышала, что расстрелянного владыку оставили в роще и потом пили всю ночь, когда протрезвели, от них потребовали забрать тело. Они вернулись в рощу, но не нашли. В городе начали шептаться: не иначе Бог забрал такого человека на небо.
Место расстрела показал Леонидом Ефремович Кушнерик. Ему когда-то показал дед Евсей, с которым он после войны окарауливал огороды в роще Баума. Убили на поляне, а нашли подальше, к северу. Там дерево с отметиной. Мы нашли поляну, нашли и дерево с большой насечкой и следами гвоздей от икон.
Среди травы виднелось то ,что повергало в трепет. Это был красный мох. Как оказалось, мох, политрихум обыкновенный, или кукшкин лен, в этих широтах не растет, любит влажные густые леса на севере. Возможно семена этого растения оставались в подкладке на подоле подрясника и рясы Пимена. Летом 1916 года он был с паломниками пермского общества трезвости в лесах на севере России.
В «Аргументах и фактах» была напечатана статья «Найдено и место расстрела владыки Пимена». Мы вновь обратились к читателям, знает ли кто, где похоронен епископ Пимен? отозвался врач скорой помощи Анатолий Григорьевич Молчанов. Эта записка передо мной.В 1942 году он слышал: соседка рассказывала матери как они хоронили владыку Пимена. Из рощи его перевезли в поселок рядом. А потом по ночи повезли в город, изображая подвыпивших запоздавших горожан. А в парке косили траву, стояли шалаши косцов. Вырытую землю прятали под скошенную траву. Похоронили в старой могиле «детей известного генерал-губернатора».
Почему именно там, стало понятно, когда краевед покойный Николай Петрович Ивлев подсказал, что еще в 1912 году городская дума постановила перенести из Петербурга на это место прах генерала Колпаковского, но не успела.
К тому месту в рощу ходил архимандрит Исаакий. А митрополита Иосифа водитель Захар Иванович привозил регулярно. Место ему показала старуха калмычка Екатерина, бывшая горничная архиерейского дома еще во врмен епископ Димитрия Абашидзе. Митрополит помнил Пимена по Владикавказу, когда был Ваней Черновым, а владыка являлся ректором Ардонской семинарии. Он узнал его по портрету, и свидетель этого момента, служащая епархии Татьяна Сошникова, видела, что он радовался как ребенок и все повторял: «Отец ректор, отец ректор!»
Все эти люди встают сейчас перед моими глазами. Но время неумолимо. Подобных рассказов больше не услышать.
НО вот находки письменных источников, документов продолжаются. Они добавляют новые штрихи к портрету человека, к которому современники относились как к человеку святой жизни, он стал и для нас, предметом глубочайшей симпатии, наших размышлений, наших молитв.
Недавно в журнале «Кронштадтский пастырь» за 1916 год нашлись небольшие воспоминания преосвященного Пимена об Иоанне Кронштадтском.
« Осень 1903 года. Я только что постригся в монашество. Для меня начинался год особого значения, последний год академической жизни и первый год монашества. Много было разных дум и чувств в душу из-за перемены в моей жизни. В общем было тяжело: немоществовала душа, немощным оказывалось и тело. И вот как бы в утешение мне, Господь посылает свидание с кронштадтским пастырем. Был день письменных испытаний для поступавших в академию. А я в своем номере приступал к чтению одной книги, которую мне дал мой руководитель в монашеской жизни. Вдруг зовут меня к ректору, и от него я узнаю, что скоро в академию приедет Иоанн Кронштадтский. В ожидании прошло около получаса. Но вот послышался отдаленный гул. Выйдя за академическую калитку, я увидел едущим о. Иоанна, а за ним бегущую громадную толпу. Быстрыми шагами идет он к парадному крыльцу. Здесь его встречает Ректор и, поздоровавшись, представляет меня с такими словами: «Вот, отец протоиерей, новый монах Пимен. Да все что-то болеет. Благословите его,чтоб был здоров». Ласково взглянул на меня о. Иоанн, обнял, благословил и поцеловал, не говоря ни слова. Молчание было многознаменательное, ободряющее (...)»
В 1918 г. Пимен оказался в центре семиреченского революционного водоворота и достойно принял на себя удар социальной стихии. Жизнь и прежде его не быловала, прежние трудности закалили его.
В русскую заграничную миссию на Востоке он добирался не один, было еще двое таких же иеромонахов. Все они готовы были ходить в апостольских сандалиях по отдаленным несторианским селениям среди древних пепелищ зараострийцев. Но молодой, как они, начальник миссии, встретил их холодно и объявил, что миссионеры ему не нужны. Одного поставил в ризничную, другого псаломщиком. Иеромонаху Пимену досталась работа писаря в канцелярии. Ему пришлось вспоминать уроки чистописания времен Кирилловского духовного у-ща. Первые двое взбунтовались и со скандалом уехали, а он выдержал и остался. И дождался, влился и в миссионерскую работу. Однако даровитый, деятельный, уже опытный, он был обречен в Миссии на участь вечного второго. Чредой приезжали и покидали миссию сотрудники, не выдерживая диктаторского стиля начальника миссии. Но отец Пимен усилием воли смирял себя, но не выдерживал и дважды покидал Персию. Раскаивался и вновь возвращался. Если бы не вернулся, остался на ректорской должности в Ардонской семинарии Владикавказской епархии, то обеспечил бы себе быстрый путь к архиерейскому сану
В конце концов, он стал начальником этой миссии, епископом Салмасским. Но время было такое (1917 год), что было не до ассирийских несториан. Урмийская миссия не финансировалась, владыка сидел без денег, без дров, без своей канцелярии. Толпы голодных ассирийцев, не получая помощи разворачивались к богатым миссиям, английской и французской. К тому же местный православный епископ из бывших несториан мар Илия желал развала миссии и удалении Пимена. На его интриги повелись ассирийцы.
Владыка Пимен писал в Петроград: лучше быть псаломщиком в России, чем епископом в Урмии. Его перевели в Верный в июне 1917 года, но приказ о назначении оставался под сукном четыре месяца. Видимо, не без участия епископа Туркестанского Иннокентия, который сожалел, что добился в 1916 году викариатства, хотел отменить его и вернуться в Верный. Владыка Пимен терпел новые и новые унижения в агонизирующей миссии.
По дороге в Верный он слышал о городе разноречивые отзывы, но отступать было некуда: он был готов выполнять свой долг архипастыря до конца.
На место своего нового назначения добирался через Баку, Каспийским морем до Красноводска, потом по железной дороге до Ташкента. Здесь оставался 10 дней, ждал прибытия с Поместного собора Туркестанского Иннокентия, служил в соборе на Покров. Не дождался и продолжил путь. 24 октября 1917 года он въехал в свой кафедральный город, его сопровождал эскорт казаков, в парке перед собором дожидались толпы людей и играл сводный духовой оркестр гарнизона, городской голова встречал хлебом и солью.
Как писали в прессе, верненцы сразу приняли в сердце нового архиерея: вызвал симпатию его монашеский вид, оценили его яркий дар публичного слова. Заметим в скобках, оценят этот дар в скором и совсем другие люди, но вовсе не будут этому рады. В ближайшее воскресение на литургию, которую он возглавил, было не пройти, собор был переполнен.
Дo 3 марта 1918 года функции временного правительства в Семиреченской области выполняла Казачья диктатура. На свои действия они испрашивали благословения у Архиерея. Ситуация изменилась с переходом власти к революционному комитету. Хотя не все было однозначно: атаман Ионов и другие казаки входили в этот комитет от казачества. А в редакции газеты «Заря свободы» тон задавали сторонники христианского социализма.
Ошибочно пишут в некоторых публикациях, что уже в это время в городе бесчинствовали безбожники. В начале 1918 г. верненцам такое не могло присниться и в страшном сне. Было сильное возмущение, когда в поисках бывших комиссаров Временного правительства солдаты вошли в алтарь архиерейской церкви в картузах и с цигарками в зубах.
Показателен эпизод, о котором писал в воспоминаниях чех-социалист Р. Маричек. Похороны агитаторов Овчарова и Березовского решили провести по революционному сценарию. Наметили выступающих на митинг, составили хор для исполнения революционных песен. Собрались, но в это время услышали церковное пение, к ним приближался крестный ход во главе с архиереем Пименом. «Началась панихида, и мы ничего не могли поделать. Архиерей нас переиграл», ? писал Маричек
В середине апреля 1918 г., по указанию из Ташкента, казаков вывели из органов советской власти. Теперь они не могли отстаивать свои интересы. Это привело к взрыву большой силы. Началась война станиц с городом, в котором находился враждебный казачеству орган власти. Апрельские события вошли в историю как первая гражданская война. Она разворачивалась на окраинах города. К Пасхе 1918 года Областной совет, куда входили в основном большевики, объявил мир. В атмосфере всеобщей радости Владыка отслужил грандиозный молебен на площади. Но он и казаки горько обманулись. Революционные власти ждали подкрепления из Ташкента, и вскоре прибыл отряд Мураева, учинивший в станицах фантастические злодеяния, фактически геноцид казачества.
После апрельской заварухи и мураевского беспредела, когда оставшиеся казаки были изгнаны за китайскую границу, вспомнили, что пора осуществлять декреты центральной советской власти: отделять школу от церкви, то есть убрать из школ иконы и запретить преподавание Закона Божия, а также переходить на гражданский брак, допускающий быстрый развод.
Трудно себе представить при нашем во многом одностороннем понимании событий тех лет, но однажды Пимен пришел на уездный съезд депутатов. И все единогласно проголосовали за его предложение создавать при школах факультативы по изучению закона Божия. Советский декрет такие факультативы еще допускал. Летом 1918 года он устроил у себя в покоях детский кружок по изучению закона Божия. Есть воспоминания о том, как он проводил эти занятия. У него был опыт возни с маленьким народом: в детских школах бывших несториан, а также в Перми, где он вел детский кружок. И если в Казахстане нет детской церковной школы его памяти, то это лишь временное недоразумение.
Газеты летом 1918 года пестрели объявлениями: «Развод по декрету. Быстро и дешево». Что это означало на практике? Сотни брошенных отчаявшихся женщин с детьми, которые, не имея профессии, не могли зарабатывать себе на жизнь, декрет обрекал их на нищету. Декрет порождал массовую безотцовщину.. Одну проповедь в Верном, из известных нам, Владыка так и называлась «Не тот отец кто породил, а кто воспитал и научил».
Что сделал Пимен? Он разослал циркуляр по церквям, запрещающий венчать вторые браки. Если вам надо, идите в ЗАГСы. Но без венчания невесты на брак не соглашались. Указ Пимена был чисто внутрицерковным делом. Но ему предъявили обвинение: в противодействии декретам центральной власти.
Не простили и то, что он все время мирил казаков и крестьян: водил крестные ходы из города в станицы. Приезжал в госпиталь к раненым красноармейцам. Но мотор революции — классовая ненависть - должен был работать.
Ареста в конце лета 1918-го в Архирейском доме ждали каждый день. Убрать решили чужими руками: вызвали из-под Сарканда отряд Мамонтова-Кихтенко.
Позвольте, завершая выступление, зачитать отрывки из письма старого игумена Верненского архирейского дома Вадима (Желудя) Оно написано в Ташкент архиепископу Иннокентию.
3 сентября в 6 часов вечера прибежал ко мне в келлию келейник Преосвященного Фаддей Шабат и, задыхаясь, говорит: «Ворвался в покои Преосвященного вооруженный солдат и требует Владыку немедленно ехать с ним». Предположив, что это есть осуществление давнего намерения большевиков арестовать нашего Владыку, я с Шабатом прибежал в зал Владыки и увидел его и расхаживающего вооруженного винтовкой, шашкой и,кажется, револьвером красногвардейца. - «Вот, о. Игумен, - сказал Владыка, - этот человек требует, чтобы я ехал немедленно с ним», - и вручил мне кусочек бумаги, якобы мандат от гарнизонного комитета, смысл которого он не понимал.
«Да что там разбираться, одевайтесь, о. Пимен, и отправляйтесь, повелительно сказал красногвардеец.
- «Для чего вы требуете Преосвященного, кто, собственно, требует и куда, спросил я, - Преосвященный не такое занимает положение в городе и не так живет и не так относится к людям, чтобы требовать его за что-то без объяснения причин...» (…)
Владыка сказал, если бы требование это было предъявлено мне днем, я поехал бы, но так как наступает ночное время, я не поеду». «А я буду бить», - сказал красноармеец и продолжал расхаживать по залу с объяснением того, что он исполняет возложенный на него долг. (…) Но Владыка сидел, погрузившись в раздумье. Воспрянув от раздумья, он сказал: «Я решил ехать». Взял бумагу-мандат в карман и, осенив себя перед иконой крестным знамением, вышел в переднюю и оделся. Прощаясь со всеми, в то время находившимися при нем, тихо сказал мне: Если меня долго не будет, оповещайте духовенство и пусть звонят по церквам во все колокола», - и вышел из дома, и там, на улице, он был подхвачен большим конвоем и увезен неизвестно куда. (…) По выходе Владыки из дома тот же час я дал знать духовенству. Собравшимся сообщил о распорядительном желании Владыки, чтобы звонили по церквам во все колокола, когда его долго не будет после ареста. Но решили обратиться к властям. Гарнизонный комитет, командующий войсками и исполнительный комитет и начальник милиции и, наконец, начальник охраны города, ? все ответили нам отрицательно...»
Официальная версия - «отправлен этапом в Ташкент», но все знали, что это не так.
Все эти воспоминания, рассказы, донесения, характеристики помогают нам увидеть живого человека, жизнь которого и смерть мы оцениваем теперь как подвиг. Подвиг? это поступок, превышающий человеческие силы. Как он совершается ? это всегда тайна. Дерзнем к ней прикоснуться.
Главная идея Преосвященного Пимена, которая проходит через его выступления и которой он сам руководствовался, это твёрдая воля в достижении христианского идеала. 2) Через великую русскую литературу проходит тема подлинности, тема быть и казаться. Эта подлинность чувствовал народ. Недаром через 40 лет член ревтрибунала Малетин вспоминал, с утра до ночи у него торчал народ, массу паломников он у себя принимал. О том же говорила бывшая ученица его детского кружка. Такие натуры не отступают от своих убеждений. Современники говорили: "Фанатик". Это пришлось слышать даже в начале 90-х. Да он и был фанатиком в лучшем смысле этого слова. 3)Монах в миру, он выбрал для себя единственно верный путь: не жалеть себя. 4) Наконец, в слове на избрание Патриарха, у него прозвучала мысль, что во главе народа должен стоять не политик чистой воды, а христианский подвижник. У всех на виду должна быть его праведная жизнь. Только такой может стать непререкаемым авторитетом для народа. Эта мысль говорит много о самом преосвященном Пимене.
Уважаемые участники торжеств, Епископ Пимен не наказывал приходить на его могилу и просить как живого. Но мы убедились: приходили к живому: толпами, приходили и на могилу. Дело биографа рассказать об этом. И уже от воли Божией зависит, пойдут ли к нему новые поколения.
