Клирик Свято-Никольского собора Алма-Аты диакон Георгий Сухобокий
Вот уже почти четверть века минула с тех пор, как религиозные общины постсоветского пространства обрели свободу.
Когда грянули лихие 90-е, в одночасье во всех бывших союзных республиках произошла метаморфоза, о которой так браво распевал в своё время Тальков. Ветер перемен не обошёл стороной и Русскую Православную Церковь.
Толпами ринулся народ в храмы. Люди отказывались от прежних, навязанных государственной идеологией, моральных принципов, тысячами крестились; буквально каждый из них был готов начать новую жизнь – уже немыслимую без веры во Христа. Мы выдохнули и решили, что настало, наконец, для Церкви «время благоприятно».
Сегодня в одном только Казахстане по данным Агентства РК по статистике пять млн. человек заявляют о своей принадлежности к Православию. На всей канонической территории Московского Патриархата не прекращаются возводиться новые храмы, духовно-культурные и просветительские центры, увеличивается число духовенства. По слову одного из авторитетнейших иерархов РПЦ, митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия, Церковь сегодня находится на пике своего могущества, переживает время «необыкновенного успеха, которого не было в истории РПЦ». Слова митрополита Ювеналия весьма справедливы. Русскую Церковь нынче можно в положительном смысле сравнить с откормленным тельцом.
Эта наша теперешняя церковная реальность, на мой взгляд, имеет очень хорошую аналогию с событиями после подписания Миланского эдикта – датируемого 313 годом письма римских императоров Константина и Лициния, провозгласившее религиозную терпимость на территории Римской империи и ставшее важным шагом на пути превращения Христианства в официальную государственную конфессию.
Именно в ту пору произошли наиболее значимые для христиан исторические события: начал составляться Символ Веры, словесную форму обрели многие догматы и каноны. Церковь получила возможность действовать в условиях, доселе ей неведомых. Мученичество перестало быть частым явлением, и начался период, когда каждый мог верить во что ему хочется. Наступило и тогда «время благоприятно».
И вот (речь о IV веке н.э.) в это самое время в церковной среде возникла проблематика лжеучений и ересей. Жить стало проще, спокойнее и в народе началось брожение. Христиане, можно сказать, стали заедаться.
Новейшая церковная история наступает на те же грабли. С начала 90-х до настоящего момента прошло, по человеческим меркам, немало времени – на дворе 2014 год. И как не крути, заевшиеся христиане – это сейчас именно мы. Это явление чувствуется везде и всюду, оно проникло под каждую церковную лавку, в любой закуток и прощелину в иконостасе. И проявляется это самыми разнообразными способами: одного подрясника батюшке уже мало, нужно как минимум всех цветов радуги; человек, который имеет знакомство с правящим архиереем, уже не считает достойным для себя молиться в храме, но обязательно в алтаре или, как минимум, на солее. Есть и более серьёзные проступки: известная «Апология богатства», которую проводит один общеизвестный церковный деятель. Это и многое-многое другое приводит к тому, что если двадцать пять лет назад нас было не вытянуть из храма, то сегодня обстановка выглядит куда менее оптимистичной.
Для духовенства, которому лет эдак за 60, такой оборот дел был очевиден и, по сути, неизбежен. У их наставников, воспитанников постимперского времени, была ещё очень свежа в памяти эпоха Святейшего Правительствующего Синода – периода, когда Церковь фактически являлась частью государственного аппарата, одним из ведомств. Внезапно тогда начали громыхать революционные лозунги, Церковь была отделена от государства, религиозный образ мышления стал считаться мракобесием, а былое могущество государственного церковного ведомства кануло в Лету.
Проводя параллели с такими далеко отстоящими друг от друга временными отрезками, предшествующими настоящему, невольно начинаешь осознавать, что ситуация повторяется в точности. Церковь снова – могущественный общественный институт. Такие условия создают благоприятную атмосферу для продуктивной работы в деле евангельской проповеди. Это безусловный плюс. Но где есть какой-нибудь хоть чуть-чуть серьёзный положительный момент, там же массово появляется и негатив. Это прискорбная закономерность. Жизнь Церкви, состоящей, разумеется, из людей, здесь не исключение. Сбив оскомину в 90-х, утолив, вроде как, обострённое чувство духовной жажды, сегодня нас преспокойно можно квалифицировать, как вполне себе заевшихся христиан. Заевшихся и закоснелых в убеждённости собственного нравственного богатства, пользующихся всеми полезностями «благоприятного времени», но ни в коем случае не желающих заняться своим собственным духовным здоровьем. А ведь именно ему следует уделять больше всего внимания. Жизнь циклична, одна полоса сменяет другую, и, если вчера всё ещё, слава Богу, было хорошо, то завтра эта красочная страница может перевернуться и повторится то же, что происходило в начале не столь далёкого от нас XX века. Скопилось слишком много энергии, которая непременно выплеснется и будет течь, сжигая всё на своём пути, подобно всепожирающей вулканической лаве.
Это ли не лучший момент задуматься? Задуматься в первую очередь о том, что происходит у нас? В Церкви, в епархии, храме? В глубине отдельно взятой человеческой души. Уверен – лучшего времени днём с огнём не сыскать. Просто задуматься – это, конечно, ничтожно мало. Только врачевание духовного здоровья нашего поколения может дать результат и если не искоренит зло, то отдалит время его торжества, и даст ещё паре-тройке последующих генераций пожить во «временех мирных». Наши предшественники купили нам наше благоденствие своей кровью – это один путь. И таких примеров в истории человечества большинство. Но есть и другой путь – покаяние – всецелое изменение не только своей жизни, но и самого хода мыслей. Господь ждёт от нас, в первую очередь, покаяния. Этот подвиг в определенном смысле куда более сложный, чем само мученичество. Очень верно, на мой взгляд, по этому поводу высказался ещё Ф.М. Достоевский в «Братьях Карамазовых»: “К несчастию, не понимают эти юноши, что жертва жизнию есть, может быть, самая легчайшая изо всех жертв, и что пожертвовать, например, пять-шесть лет на трудное, тяжелое учение, на науку, хотя бы для того только, чтобы удесятерить в себе силы для служения той же правде и тому же подвигу, который излюбил и который предложил себе совершить, – такая жертва сплошь да рядом для многих из них почти совсем не по силам”.
Сегодня мы призваны именно к такой вот жертве: не просто, может даже слепо, идти на смерть, а трудиться над собственным христианским совершенствованием – главным, что, в принципе, может сделать человек в этой жизни.
