Жизнеописание священномучеников Верненских, Николо-Кучугурских, протоиереев Александра Скальского, Стефана Пономарева и Филиппа Григорьева
Особое место в истории распространения и утверждения Православной веры в Семиреченском крае Казахстана и в прохождении подвига стояния в вере и верности Патриаршей церкви и православной традиции в период послереволюционных гонений и внутрицерковных расколов начала ХХ века занимают имена пронесших свое служение в Николо-Кучугурской церкви г. Верного священномучеников протоиереев отца Александра Скальского, отца Стефана Пономарева и отца Филиппа Григорьева.
В исторических документах первое упоминание, связанное с Николо-Кучугурской церковью г. Верного, относится к 1904 году, поскольку именно тогда жители юго-западной части его, местности, в то время называвшейся Кучугуры, обратились с просьбой к епископу Туркестанскому и Ташкентскому Паисию разрешить приступить к изысканию средств и сбору пожертвований для постройки церкви на так называемой Зубовской площади. Епископ Паисий выразил свое согласие и передал благословение на строительство.
Переписка об уточнении места на Зубовской площади под будущую церковь велась между строительным отделением Семиреченского областного правления и Городской управой в течение двух лет. Наконец, вопрос этот был решен, и 13 февраля 1906 года Андрей Павлович Зенков, исполнитель технических проектов и руководитель церковно-строительных работ г. Верного и других мест Туркестанской епархии, довел об этом до сведения вступившего в этом году на Туркестанскую кафедру преосвященного епископа Димитрия (Абашидзе). На Зубовской площади начались строительные работы. И уже в 1908 году новый храм Святителя Николая в местности Кучугуры в г. Верном, созданный по проекту архитектора С.К. Тропаревского, был освящен 14 декабря 1908 года архиерейским служением. Настоятелем в этот храм назначен протоиерей Александр Скальский, бывший до своего нового назначения настоятелем Александро-Мариинской церкви при детском приюте г. Верного. 1
Отрезанные от корней своей родины многими тысячами верст, русские православные семиреченцы были в то время лишены возможности непосредственно питаться от обильных живоносных источников святынь старых русских городов. Но, сохраняя в чистоте и неповрежденности православную веру и унаследовав от отцов своих благочестие, передавали его и своему потомству, никогда не видевшему святой Владимиро-Суздальской и Московской Руси.
В 1900 году, с назначением в Александро-Мариинскую приютскую церковь настоятелем священника Александра Скальского, в г. Верный был введен обычай юго-западной Руси — установление кроме престольных дней особо чтимых праздников или чествования святых икон, так называемых отпустов и паломничества к чтимым иконам.
Жители местности Кучугур, где располагался детский приют, охотно отозвались на приглашение отца Александра сделать день памяти народного врача, святого Великомученика Пантелеимона, днем особого торжественного празднования. Усердием отца Александра начинают устраиваться паломничества в приютскую церковь жителей окрестных и отдаленных деревень на торжество чествования находящейся в приютской церкви иконы целителя Пантелеимона.
С построением на Кучугурах нового трехпрестольного храма Святителя Николая, с северным приделом в честь великомученицы Варвары и мученицы Александры, а южным — в честь великомученика Пантелеимона, и с переводом во вновь выстроенную церковь отца Александра, туда же было перенесено и установленное в приюте празднование, на которое приглашалось для торжественной службы верненское духовенство.
12 ноября 1909 года прихожане и староста Никольской церкви обратились к преосвященному Димитрию с соответствующим приговором прихожан об оказании архипастырем содействия к приобретению для церкви частицы святых мощей великомученика и целителя Пантелеимона. Преосвященный владыка весьма сочувственно отнесся к желанию прихожан и 17 февраля 1910 года обратился с просьбой к настоятелю Русского на Афоне Пантелеимонова монастыря, в которой говорилось, что православным верненцам желалось бы иметь в залог постоянного и близкого пребывания с ними благоговейно чтимого ими угодника частицу Его святых мощей. «Поэтому, — писал Владыка, — обращаюсь к Вам с мольбой, всечестной отец Архимандрит, благословить нас самой небольшой, лишь едва заметной частицей честных мощей св. великомученика Пантелеимона, осчастливить этим святым даром наш град, дать возможность Вашим же сородичам, русским православным простым людям, живущим среди двух океанов — магометанского и языческо китайского, освежить, оживить свои религиозные чувства прикосновением к величайшей для нас святыне… Нужно ли говорить, с какой благодарностью примем мы Ваш дар и с каким торжеством встретим его».
Настоятель названного монастыря с живым участием откликнулся на письмо преосвященного Димитрия и в свою очередь сообщил, что: «Мы с любовью спешим удовлетворить Ваше желание и посылаем через одного из собратий наших в г. Одессу, на подворье, для Вашего града и паствы частицы честных мощей следующих угодников Божиих: 1) Св. великомученика и целителя Пантелеимона, 2) святителя Григория Богослова, 3) Св. Нифонта патриарха царьградского (память его празднуется 11 августа). Посему благоволите послать доверенное лицо в г. Одессу получить от заведующего подворьем нашего монастыря святые мощи».
Ко времени прибытия святых мощей в Одессу туда был командирован диакон Никольской церкви отец Стефан Пономарев.
Жители Верного с глубоким благоговением ожидали драгоценной святыни в своем городе. В Никольской церкви шли приготовления к предстоящему торжеству: в нижнем помещении готовились обширные столовые, на церковной площади были приготовлены палатки для служения молебна и бараки для паломников. Улица, по которой имел следовать крестный ход, была украшена флагами, весь город принял праздничный вид, 27 июля была закрыта торговля.
Военным губернатором было сделано распоряжение: вывести к Иверско-Серафимовской женской обители для встречи святыни представителей от всех частей гарнизона в парадной форме с оружием, сводному отряду прибыть к обители с музыкой и следовать за святыней, казакам быть в конном строю.
За три дня до праздника стали собираться паломники из окрестных деревень, и накануне дня чествования почти вся площадь вокруг храма была занята расположившимися здесь богомольцами. Почти все население Верного вышло навстречу. В Никольской церкви в 6 часов вечера 26 июля началось всенощное бдение, в 12 часов ночи благовест возвестил о начале молебного пения и чтения акафиста. В 3 часа утра от Никольской церкви вышел крестный ход, направляющийся по Ташкентской дороге к святым мощам. К этому времени из станицы Каскеленской по направлению к Верному шел со святыней крестный ход, сопровождаемый тысячной массой народа. Встреча произошла в 10 верстах от города, все преклонили колени, духовенство сделало пред святыней три земных поклона, и затем отец Александр Скальский принял у отца Стефана св. мощи и переложил их в изготовленный усилием горожан ковчег.
Между тем возле женской обители готовилась торжественная встреча. Прибыли войска, военный губернатор, духовенство. В восемь часов 30 минут изволил прибыть преосвященный владыка Димитрий. При приближении св. мощей Владыка с духовенством вышел навстречу, сделал земной поклон святыне и принял их от отца Александра. Владыка, прочитав молитву св. Великомученику, поднял над головой ковчег и вошел под приготовленный в виде изящной часовни балдахин, несомый хоругвеносцами. Войска длинной цепью охраняли святыню и духовенство от возможной при огромной массе народа давки. За святыней следовал губернатор и представители учреждений, далее шел хор музыки и войска. Военный хор всю дорогу исполнял: «Коль славен».
Крестный ход прибыл в Никольский храм. Владыка вошел в алтарь и на святом престоле поставил ковчег со святыней. Началась Божественная Литургия, после которой Его Преосвященство, подняв св. мощи, крестным ходом проследовал вокруг церкви на церковную площадь, где совершил молебен с водоосвящением, прочитал акафист и затем со святыней возвратился в храм. Великая священная радость отражалась на лицах всех присутствующих и наполняла сердца верующих высоким чувством. « Нынешний день, — говорил в благодарственном слове староста Никольской церкви, — навсегда останется в памяти нашего прихода. Нам кажется, что ныне вся вселенная разделяет наше торжество и воздает хвалу величию Божию». 2
В городе Верном к тому времени существовало 16 церквей, несколько часовен и Иверско-Серафимовский женский монастырь. За короткое время Никольская церковь стала одной из наиболее посещаемых, а ее настоятель, нежно и трогательно любивший свою паству, приобрел глубокое доверие и искреннюю любовь со стороны православных верненцев.
В 1916 году произошли значительные перемены в жизни Туркестанской епархии. 16 декабря находившимся в то время на Туркестанской кафедре епископом Иннокентием (Пустынским) кафедра из г. Верного была перенесена в г. Ташкент, в г. Верном же учреждено определением Святейшего Правительствующего Синодавикариатство.
В октябре 1917 года, совершив длительный путь из Ирана в Семиречье, на новую Верненско-Семиреченскую кафедру прибыл преосвященный Пимен (Белоликов), бывший епископ Салмаcский.
Прибыв в г. Верный за две недели до Октябрьской революции, свой талант проповедника и организатора церковного дела владыка Пимен отдал на защиту Православной Церкви. Он много и вдохновенно служил в верненских храмах, неустанно проповедовал с церковного амвона, его беседы в Доме религиозно-нравственного просвещения собирали множество народа.
Откровенная позиция преосвященного Пимена обрекла его на мученическую смерть. В конце лета — 3/16 сентября 1918 года он был тайно убит по приказу исполнительного комитета Верненского РСДРП(б). 3
Один из ближайших помощников и сподвижников неутомимого и неустрашимого епископа Пимена был протоиерей Александр Скальский. Послереволюционные газеты называют его священником-народолюбцем, когда в первый день праздника Пасхи 1918 года, сопровождая епископа Пимена, он посещает с ним раненых бойцов из революционных частей, подавлявших контрреволюционный казачий мятеж 1918 года в г. Верном. Цель посещения прекращение братоубийств и революционной смуты. 4
С момента гибели епископа Пимена, вплоть до 1927 года переименованная в Алма-атинскую архиерейская кафедра оставалась пустующей. Назначенные на нее в 1919 году епископ Софроний (Арефьев) и в 1921 году епископ Леонид (Скобеев), так и не доехали до места своего назначения. Первый предпочел ей Якутскую кафедру, а второй, промедлив до 1922 года, — обновленческий раскол.
Во время, последовавшее за октябрьским переворотом 1917 года город утратил свое ярко выраженное церковное наименование и получил наименование Алма-Ата. В нем в первую очередь были закрыты церкви, имеющие прямое отношение к народному образованию и воспитанию. Это мужская гимназическая церковь равноапостольных Кирилла и Мефодия, женская — святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии, приютская — Александро-Мариинская, тюремная церковь апостолов Петра и Павла.
Будучи настоятелем приютской церкви, отец Александр вместе со своими питомцами насадил напротив приюта парк, который частично сохранился до сегодняшнего дня. Мальчик с девочкой сажали свое дерево и вместе ухаживали за ним. После закрытия приюта и расселения по коммунам его воспитанников новые хозяева решили сократить и расчистить парк, вырубая взращенные детскими руками насаждения. И отец Александр, видя свежесрубленные деревья, вздыхал: «Как жаль! Ведь это дерево Саша с Машей садили!»
В здании приюта разместили медицинское училище, с Александро-Мариинской церкви снесли купола, покрыв ее покатой крышей, но долго, до 40-х годов, над левым входом в бывший храм бывшего города Верного оставалась сделанная крупными буквами надпись: «Боже, Царя храни».
Как вспоминала бывшая насельница Верненского Иверско-Серафимовского монастыря монахиня Магдалина (Феоктиста Савельевна Халина) (†1993), в 1918 году, «… когда Царя свергли, такая страсть бала! Женщины наряжались в священнеческие ризы, в митры, как архиереи, на телегах по городу ездили, песни пели, плясали. Такое кощунство!»
Одной из первых жертв репрессий кровавого террора стала насельница обители монахиня Евдокия (Ткаченко), прославленная ныне в лике местночтимых преподобномучеников.
«Шло лето 1918 года. В обин из вечеров, — как вспоминала приснопамятная монахиня Магдалина, — в монастырь пришли люди с винтовками, требуя выдать им генеральскую дочь — игумению монастыря монахиню Евфросинию (Бакуревич). Напугались сестры, спрятали мать Евфросинию в амбаре за мешками с мукой. Красноармейцы, поискав, и не найдя игуменю, в отместку поставили у монастырской стены монахинь Евдокию (Ткаченко) и Анимаису (Затыльникову) и дали залп из винтовок. Матери Евдокии пулей пробило голову и снесло нижнюю часть лица. Мать Анимаиса была ранена в плече и вскоре поправилась в одной из городских больниц».
Летом 1921 года 29 июня/11 августа, красноармейцы, поднявшись в высокогорный Кзыл-Жарский монашеский скит в Аксайском ущелье близ г. Алма-Аты, без суда и следствия застрелили подвизавшихся там глубоко почитаемых православными верненцами иеромонахов-отшельников Серафима и Феогноста, прославленных ныне в лике местночтимых преподобномучеников. В городе происходили повальные аресты духовенства, монашествующих и простого православного люда, в горах — облавы на пустынников.
Осенью 1919 года был закрыт Верненский Иверско-Серафимовский женский монастырь, насельницы которого разбрелись по городу и его окрестностям в поисках жилья и случайного заработка для своего пропитания. Четверо из них — монахини Евфалия (Кудеева), Дорофея, инокини Мариамна (Клинюшина) и Феодора (Буханцова) с племянницей девочкой сиротой Анастасией Нагибиной — сняли для себя небольшую комнату в одном из частных домов, находившемся неподалеку от Зубовской площади, и ежедневно приходили в Никольскую церковь, принося там свои молитвы Богу и Его угоднику, пользуясь духовным окормлением у служивших в церкви протоиереев Александра Скальского и Стефана Пономарева.
Протоиерей Александр, видя бедственное положение сестер, рассеянных по городу, и зная, что на работу монастырских не принимают, стал уговаривать их поселиться в церкви:
— Что вы будете ходить по квартирам? Перебирайтесь ко мне в церковь, там всем места хватит!
И сестры перешли жить при храме, где поселились в нижнем полуподвальном помещении.
В церкви они пели на клиросе, пекли просфоры, продавали свечи, — словом вновь зажили, как в монастыре, и почти по монастырскому уставу.
Дальнейшее повествование об этих пастырях словесного стада Христова, исповедниках святого православия составлено на основании документов госархивов, архива КНБ Республики Казахстан и воспоминаний Анастасии Нагибиной, тогда — подростка, а сейчас убеленной сединами старицы, чья память сохранила для нас события тех отдаленных дней.
Протоиерей Александр Скальский родился в 1867 году в семье священника в селе Ярославичи Дубенского уезда Волынской губернии в семье священника. О детстве и юности приснопамятного батюшки не сохранилось никаких известий, равно как неизвестен его путь до вступления на стезю священнослужения. Исходя из дарственной надписи на иконе, преподнесенной ему в дар от горяче любящей и почитающей его паствы 23 декабря 1911 года, в день 25-летия его служения, можно заключить, что служение свое Богу и людям в священном сане он начал в декабре 1886 года, имея около 20-и лет от роду. В дореволюционных хрониках, освещавших жизнь Туркестанской епархии, его имя можно встретить довольно часто. На их основании можно сделать о нем вывод, как об активном и разносторонне деятельном священнике г. Верного. Его проповеди звучат в Туркестанском кафедральном соборе, он совершает с народом крестные ходы и паломничества к местным святыням, принимает участие в деятельности общества трезвости при архиерейской церкви, на пастырских собраниях выступает с докладами о деятельности сектантов. И, наверное, ни одно духовное торжество, ни одно начинание не обходилось без участия в нем неутомимого отца Александра. 5
Отец Александр много времени проводил в Никольской церкви. И в церкви, и в церковном дворе не было ни одного уголка, где бы не чувствовалась его по-хозяйски добрая рука. Церковный двор, огороженный высокой оградой, занимал всю Зубовскую площадь и был обширен по своей территории. Отец Александр очень любил цветы, и вся церковь была в цветах, и весь двор — три большие аллеи, были засажены всевозможными цветами и деревьями.
Отец Александр служил, в основном, по воскресным и праздничным дням. Все остальное время ходил в дома обездоленных, больных и морально опустившихся людей. Он болел за всех, и если узнает, что у кого-то несчастье, он пойдет, утешит. Он был очень милостивый, внимательный, его все вдовушки знали, и он знал всех сирот, которые в городе есть.
Он очень любил торжество, любил, чтобы стройно и полнозвучно пел хор, чтобы чтец читал громко и внятно, чтобы в церкви было много света, и сам он всегда был радостным, веселым, громкоголосым. И когда он подавал возглас, голос его, звучный и сильный, летел по всему храму.
— Это же у престола Господня! — говорил он, — это же Богу служить! Богу! Богу! Надо, чтобы люди радовались, чтобы все были веселы! Надо так служить, чтобы и сам воздух звенел!
Отец Стефан был совершенно иным. Задумчив и молчалив, он всегда был погружен в молитву. Жил он как строгий монах и служил ежедневно, не пропуская ни одного богослужения:
— Боже упаси, — говорил он, — службу пропустить.
И службы его были тихими, строгими и неторопливыми, всегда проникновенными и благоговейными.
На одной из фотографий тех лет отец Александр запечатлен со многими священными наградами, в сохранившихся же документах есть лишь указ о награждении его в 1911 г. за заслуги по духовному ведомству наперсным крестом, от Святейшего Синода выдаваемым. 6
О протоиерее Стефане известно, что родился он в 1880 году в г. Верном в мещанской семье. Свое служение Церкви Божией начинал в должности псаломщика в церкви села Михайловское Верненского уезда Семиреченской области (ныне пос. Тургень). В 1907 году в Крестовой церкви архиерейского дома был посвящен в стихарь, в 1908 г. переведен в церковь села Зайцевского Верненского уезда Семиреченской области (ныне г. Чилик), в 1909 году в сане диакона начал свое служение в Никольской церкви г. Верного. Рукоположен во священника в мае 1913 г. С сентября 1914 г. временно исполнял обязанности священника по гарнизону г. Верного. В октябре 1916 г. в должности священника 22-го Туркестанского полка отправлен на фронт. До 1917 года был священником Красного Креста в полевом военном госпитале. 7
В первую мировую войну, во время боевых действий, отец Стефан долгое время находился в окопах. Была весна, шел дождь и мокрый снег, наполняя окопы водой и грязью. Из окопов батюшку вытащили едва живого, доставили в госпиталь, прооперировали и удалили носовые хрящи, отчего у отца Стефана деформировалась перегородка носа. Рассказывали, что прежде отец Стефан, имел красивую наружность и гордый нрав. Вернувшись с фронта, он сказал: « Бог шельму метит. Вот и меня Господь пометил и присмирил».
С того времени отец Стефан страдал от головной боли. Особенно тяжело ему приходилось зимой, когда стояли морозы и в Никольской церкви при богослужении покрывалась инеем металлическая богослужебная утварь. В подвале храма, под приделом целителя Пантелеимона, стояли две русские печи, но их тепла было недостаточно для обширного храма. И в зимнее время служили в Пантелеимоновском приделе, потому что в нем от печей прогревался пол. Отец Стефан во избежание простуды покрывал голову шерстяным шарфом. «Хотя священникам не полагается, — говорил он, — но у меня такие боли, что я вынужден шарфом закрывать голову. Когда голова закрыта, боль немного утихает».
«Помню, — вспоминает Анастасия Нагибина, — с отцом Александром мы не раз спускались по винтовой лестнице в подвальное помещение под Варваринским приделом. В левой руке он держал палку, правой опирался на мое плечо. На потолке подвала была наклеена большая бумажная картина, изображающая Успение Матери Божией. Отец Александр опускался на колени, ставил меня рядом с собой и начинал молиться: «Царица Небесная! Как я хочу, чтобы здесь была маленькая церковочка и чтобы маленький был алтарь в честь Успения Твоего! И чтобы тепло было, чтобы люди приходили молиться и не мерзли. Но как это сделать? Не сплю, думаю, как? Матерь Божия, где средства взять? Надо же и пол настилать, и перекрытия возводить, и печь надо поставить. И разрешение на это надо у кого-то просить».
Потом положит земной поклон, еще раз попросит: «Матерь Божия! Вся моя мечта — вот здесь, только до этих вот колонн, маленькую церковь, чтобы служить в ней в самые морозы». Потом постоит, подумает и скажет: «А может, Царица Небесная сама все устроит, что со временем здесь будет храм в честь Ее Успения».
Отец Александр был женат, но семейная жизнь его не сложилась. Жена оставила его, детей он не имел и жил один в одной из комнат при Никольском храме.
Отец Стефан был также бездетный, хотя имел жену Прасковью Кузьминичну, которая беззаветно любила его, но побаивалась за его строгость. Отец Стефан, видя, что трудно отцу Александру жить одному, стал уговаривать поселиться в его доме:
— Чего ты будешь жить один? Переходи к нам.
— Да как матушка, Прасковья Кузьминична?
— Ах, да матушка только рада будет!
— Да я только рада буду, отец Александр!
И отца Александр поселился в доме отца Стефана. У отца Стефана небольшая комната, рядом такая же комната отца Александра. У отца Стефана стол, табурет и кровать, заправленная солдатским сукном, — и у отца Александра. У отца Александра в уголке иконы, на стенах фотографии архиереев, у отца Стефана ничего не было, кроме икон.
Матушка Прасковья Кузьминична жила в нижней части дома и своими заботами, как могла, облегчала их повседневный быт.
Питались в то время очень скудно, а постом батюшки и вовсе еле ноги передвигали. И службы, и требы — все лежало на их плечах. Зайдут, бывало, к сестрам в келью: «Матушки, дайте стакан воды и хлеба». Матушки дадут, они посолят, поедят и так до вечера.
В 1923 году нападки прессы и преследования ЧК вынудили архиепископа Иннокентия (Пустынского) покинуть Ташкент и выехать в Москву. На Туркестанскую кафедру заступил епископ Николай (Коблов). В том же 1923 году епископ Николай, перейдя в обновленческий раскол, назначил уполномоченным ВЦУ в Семиречье священника Матфея Шевченко (Долиндо). 3 августа 1923 года в Вознесенском Кафедральном соборе Алма-Аты священник Матфей Шевченко (Долиндо) созвал собрание городского духовенства, на котором был избран «епископом Семиреченским» вдовый протоиерей Ташкентского кафедрального Собора Алексий Марков, наименованный впоследствии «епископом Джетысуйским». Центром деятельности обновленцев Семиречья становится Вознесенский кафедральный собор г. Алма-Аты.
Отсутствие в Семиречье архиерея, держащего строго православную линию, активные действия обновленцев, давление большевистской власти, поддерживавшей раскольников, расправы над духовенством и массовые убийства мирян вызвали в епархии настроения, доведенные до степени анархии, и смятение в душах пастырей и пасомых.
Население Алма-Аты в большинстве своем не принимало — ни самих обновленцев, ни их новшеств. Местная пресса констатировала:
«Алмаатинские миряне настроены враждебно ко Всероссийскому Церковному Управлению и прогрессивному духовенству». 8 Храмы по решению властей передавались ВЦУ вне желания прихожан.
Деятельность обновленческого «епископа» Алексия (Маркова), возведенного в 1924 году в сан «архиепископа» за «…выдающиеся труды по устроению церковной жизни в епархии и восстановлении в ней порядка» 9 и дальнейшие усилия в укреплении обновленческого блока стараниями союзников и преемников его по незаконной кафедре в результате привели к тому, что Семиречье почти целиком стало обновленческим.
На сторону обновленцев перешел весь клир Вознесенского кафедрального собора, в том числе, такие авторитетные и почитаемые в городе священники, как настоятель собора митрофорный протоиерей Алексий Шавров, протоиереи Гавриил Тихонравов, Виктор Поливанов и прочие.
Влияние обновленческих настроений не миновало и Никольскую церковь. В 1927 году отец Александр стал склоняться к мысли, что обновление власти светской естественно влечет за собой обновление в сфере церковной, и был намерен вступить в общение с обновленцами. Как он сам говорил, что, испытывая сильное томление духа, не знает, к какому концу пристать. Отец Стефан твердо держался староцерковных позиций, не допуская ни малейшего компромисса. Дух единства, на котором коренилась дружба двух пастырей, был утерян, но не была утеряна христианская любовь и сопереживание одного человека другому.
А. Нагибина вспоминает: «Отец Стефан сказал отцу Александру: «Я в обновленчество не пойду. Я буду служить по-старому в Пантелеимоновском приделе. Но и тебя никуда не пущу. Выбирай себе любой придел и служи в нем, как знаешь. Ты настоятель, это твой храм и ты должен быть здесь».
Скорбели об отце Александре православные алма-атинцы, молились сестры, и все плакали: «Отец Александр, опомнитесь, что вы делаете! »
Так он томился-томился, пока не произошло следующее. Собрались в церкви женщины и старухи и выдвинули от себя самую бойкую — высокую, крепкую старуху по фамилии Лучагина (Лучажихой ее все звали). И вот, вечерню надо служить, отец Стефан уже в алтаре, отец Александр зашел в церковь, перекрестился. В это время подходит к нему Лучажиха и говорит: «Отец Ляксандра! » Он обернулся: «А?» — назвал ее по имени-отчеству (он всех бабок по имени-отчеству называл). И она так по-простому ему сказала: «Ты что же, хочешь бросить свое стадо и куда-то идти? Ты же наш отец! Мы все плачем о тебе! А меня командировали сказать тебе, что ежели ты нас бросишь и пойдешь в обновление то я возьму палку, да как начну тебя здесь возить, как свое родное дитя, и не посмотрю, что ты священник!» — ну как еще наставить? Слов у нее таких нет. Замахнулась на него палкой и заплакала. Мы тоже стоим и плачем. И отец Александр стоит, голову вверх поднял, как остолбенел. Потом тоже заплакал и ушел в алтарь. Там немного побыл, потом вышел, подошел к Лучажихе (а она все плачет), поцеловал ее и сказал: «Спасибо вам, что вы за меня беспокоитесь».
И отцу Стефану сказал: «Через эту старушку просветил Господь и душу мою и разум. Как осенило меня — куда я лезу, как помраченный?» Отец Стефан сказал: «Хоть ты на деле не принял обновленчества, но в мыслях принял. А раз ты это понял, то вот — от службы я тебя отстраняю. Снимай ризы, пока не принесешь покаяния».
Отец Александр согласился: «Буду каяться! » Он хотел от ворот через двор на коленях ползти на паперть и через храм до амвона. Отец Стефан запретил: « Нет, ты сердечник, тебе тяжело. Только от паперти до амвона».
И в праздничный день перед Литургией отец Александр встал на колени и в одном подряснике полз от паперти до амвона, и с амвона просил прощения у Господа, у собравшегося принять его покаяние духовенства, и у всей своей паствы, которая плакала за него, молилась, и — вымолила. Отец Стефан облачил отца Александра в ризы, и радость была для всех, и вновь служили они вместе.
В 1927 году после долгого отсутствия в Семиречье правящего архиерея Алма-Атинскую кафедру возглавил преосвященный епископ Лев (Черепанов). В Алма-Ату епископ Лев был направлен с определенной целью — вести борьбу с обновленчеством на вдовствующей после гибели епископа Пимена (Белоликова) Алма-атинской кафедре. Но недолго продлилось служение здесь епископа Льва. 5 июня 1929 епископ Лев был арестован и 29 августа приговорен к заключению в концлагерь сроком на 3 года. 10
На семиреченское духовенство, остававшееся верным Патриаршей церкви и православной традиции, по заказу большевиков в местной печати изливались потоки грязной лжи и сплетен. 11
В октябре 1929 года был закрыт для богослужений и передан под исторический музей Вознесенский кафедральный собор. Выставленные из собора обновленцы во главе с «митрополитом» Мелхиседеком (Николаевым) перешли в Троицкую церковь. Это обновленческое движение, подчинявшееся ВЦУ, кроме Троицкой церкви занимало Софийский собор и Покровскую церковь. Во Введенской церкви служили приверженцы григорьевского раскола. 12 Кроме того в Алма-Ате действовала украинская автокефальная церковь, возглавляемая «епископом» Георгием Кроткевичем.
Никольская церковь в 30-е годы оставалась единственным в городе оплотом православия. 13
В конце 20-х и в 30-е годы в Алма-Ате был пересыльный пункт ГПУ, куда отправляли заключенных со всей страны. Кого этапом гнали по степям, кого в поездах привозили. Если по степи гнали летом, многие погибали от жары, зимой — от холода. Обмороженных и чуть живых, их пригоняли на станцию Алма-Ата. Затем заключенные получали через ГПУ распределение в лагеря, а ссыльные должны были сами являться в ГПУ за направлением и определением места ссылки.
