Максим Ивлев, Представитель Союза Православных Граждан Казахстана в Санкт-Петербурге , член Союза журналистов России.
Многие алматинцы, особенно старших возрастов, хорошо помнят прекрасное горное озеро Иссык, располагавшееся на северном склоне хребта Заилийского Алатау, близ старинной казачьей станицы Надеждинской (ныне город Иссык). Помнят они и страшный сель 1963 года, уничтоживший озеро и унесший с собою тысячи человеческих жизней. В свое время, это озеро, настоящая жемчужина Заилийского Алатау, было любимейшим объектом экскурсий жителей Алма-Аты и гостей нашего города.
Иссыкское озеро образовалось в незапамятные времена в результате горного обвала, запрудившего долину. Постепенно река Иссык наполнила образовавшуюся впадину, вследствие чего и возник этот «бриллиант в гранитной оправе», как называли озеро местные жители. С низовой стороны река пробила себе путь среди скал, и внизу, под естественной плотиной образовалось еще одно озеро – Малое Иссыкское, или Круглое озеро. Оттуда горная речка каскадами спускалась в долину, постепенно замедляя свой бег, и в конце концов впадала в реку Или.
Иссыкское озеро лежало на высоте 1760 метров над уровнем моря. Площадь зеркала его в среднем была 0,7 км2, длина – 1850, а ширина 500 метров, средняя глубина – 17,5 м, а наибольшая – 55 метров.
Из-за холодной воды, температура которой не превышала 8°С, в загадочных, бирюзовых водах озера никогда не водилась рыба. Зато окрестные леса из тянь-шанской ели были наполнены зверьем – архарами, горными козлами, медведями и снежными барсами. На этом безлюдном, отдаленном от торговых путей и караванных троп озере, никогда не было человеческих поселений, лишь редкий охотник забредал сюда в поисках непуганой дичи.
В 1853 году по Иссыку, от реки Или, поднялся отряд майор М.Д.Перемышльского в составе одной роты солдат и двух сотен казаков. У подножия хребта Перемышльский разбил лагерь, нарыл землянок и перезимовал здесь до весны следующего, 1854 года, после чего продвинулся западнее, на Малую Алматинку, и заложил здесь укрепление Заилийское, затем переименованное в Верное.
Вскоре началось систематическое изучение края, и на озере Иссык побывали известные путешественники и исследователи – П.П.Семенов-Тян-Шанский, И.В.Мушкетов, А.Н.Краснов, В.В.Сапожников. К концу XIX века озеро становится излюбленным местом отдыха верненских жителей и местных станичников.
В советские годы на северной стороне озера была построена туристская база ВЦСПС, лодочная станция, ресторан, а в 1958 году проложено широкое асфальтированное шоссе. Алмаатинцы с семьями и друзьями, вырвавшись из жаркого, душного города, с удовольствием проводили свои выходные дни среди тишины и горной свежести Иссыкского озера.
Так было до воскресенья 7 июля 1963 года. Казалось, ничто не предвещало беды… По берегам озера расположились отдыхающие, в связи с выходными на озеро прибыло множество торговых палаток с лимонадом, пивом и прочей снедью. Ожидался приезд А.Н.Косыгина, бывшего тогда первым заместителем Председателя Совмина СССР и главы республики Д.А.Кунаева.
Где-то в полдень набежала тучка, прогрохотал в горах гром, прошел дождь, а вскоре из ущелья хлынул селевой поток до 3 - 4 метров высоты. Жидкая серая грязь, перемешанная с камнями и обломками деревьев, двигалась несколькими валами в течение четырех часов, уничтожая все живое на своем пути. По рассказам очевидцев, сразу после вхождения каждого вала озеро «кипело». Начался интенсивный размыв естественной плотины и через несколько часов оба озера перестали существовать. Сель прорвался вниз, в Иссыкскую долину. Косыгин с Кунаевым успели покинуть место катастрофы до разрушения дороги, успели эвакуировать и пионерский лагерь в долине Иссыка. А сель, тем временем, ворвался на улицы станицы, развалил множество домов, водозаборные сооружения ГЭС и подвалы знаменитого винного завода «Иссык», после чего постепенно прекратился. Уцелевших людей от озера выводили через горы проводники.
По официальным данным, опубликованным тогда в печати, погибло сто человек, по слухам же и другим подсчетам, жертв было гораздо больше – от двух до трех тысяч. Иссыкский сель 7 июля 1963 года был одним из самых крупных и разрушительных селевых потоков на территории СССР. Озеро Иссык исчезло, превратившись в поле из валунов и засохшей грязи.
Долгое время на месте бывшего озера ничего не происходило, но в середине восьмидесятых годов начались работы по восстановлению озера подразделениями Казглавселезащиты. Со дна бывшего озера экскаваторами вычерпывалось то, что принес туда сель. Самосвалы везли эту массу и укладывали в тело новой плотины. Для регулирования уровня воды в озере была выполнена система водосбросов. И вот к концу восьмидесятых годов озеро постепенно стало наполняться водой, и сейчас мы вновь можем любоваться этой «жемчужиной Заилийского Алатау». Конечно, нынешнее озеро, как по площади, так и по глубине, гораздо меньше того, что было до разрушительного селя 1963 года, но, тем не менее, красота этого места восстановлена, и надо отдать должное тем людям, кто сделал это для нас.
В напоминание об ужасной катастрофе, унесшей столько человеческих жизней, несколько лет назад на возвышенности у северного берега озера был установлен памятный православный крест, и прибывающие с экскурсиями туристы поднимаются на горку и читают краткую надпись на табличке, прикрепленной к нему.
Здесь же мы даем возможность читателям ознакомиться с замечательным описанием озера Иссык, сделанным в 1912 году. Это очерк Петра Николаевича Краснова (1869-1947), будущего белого генерала и Донского атамана. П.Н.Краснов служил тогда в Семиречье в должности командира 1-го Сибирского казачьего Ермака Тимофеева полка и совершил поездку на Иссыкское озеро наверняка под влиянием своего брата, известного ботаника, географа и путешественника Андрея Николаевича Краснова (1862-1914), который побывал на Иссыке еще в 1886 году.
Сейчас, по прошествии десятков лет, нам кажутся очень интересными прекрасные зарисовки исчезнувшего горного озера, сделанные пером талантливого русского писателя и опубликованные тогда же в петербургской газете «Русской Инвалид».
Максим Ивлев
Поездка на Иссыкское озеро*
*Извиняюсь перед читателями и за простоту темы, и за изложение. Теперь, когда кровавые события разыгрываются на Ближнем Востоке, так мучительно тяжело чувствовать себя песчинкой, затерявшейся в пустынях Центральной Азии и читать телеграммы в газетах на 16-й день после событий. Темы буквально вянут под пером.
Верненский уезд, эта житница Туркестана, богат кроме того еще и поразительными красотами природы. Его часто называют Швейцарией Семиречья - сравнение в достаточной степени пошлое, избитое и неподходящее. Виды Семиречья совершенно непохожи на виды Швейцарии. Горы его более угрюмы, ледники больше и неправильнее, озера реже и меньше, и вся природа Заилийского Алатау какая-то неприглаженная, непричесанная, совершенно не похожая на покрытую дивными дорогами и дворцами-отелями, сверкающую красивыми городками природу Швейцарии. Там уже нет тайны природы, там природа послушный рабочий и слуга, кельнер в громадном отеле “Швейцария”; здесь же все полно тайны, здесь часто слышишь - “на этом месте людей и скот каждую зиму давит”, давит, как мух, спускаемых с круч лесом.
К числу излюбленных верненскими жителями красот относится знаменитое на все Семиречье озеро Иссык.
В 45 верстах от Верного, в восточном направлении, по большой земской дороге, идущей вдоль Алатауских гор, лежит громадная богатая станица Надеждинская. Я попал в нее 11-го октября, возвращаясь с полевой поездки. Правильно разбитые улицы, арыки, шумящие прозрачной зеленоватой студеной водою по камням, беленькие домики, приземистая церковь - кораблем, составленным из кубов белого цвета с зелеными пирамидами куполов, деревья с черными стволами и ветвями, стоящие по улицам и в садах, и чудный вид на горы. Горы придвинулись здесь уже близко. Сначала зеленовато-желтые, округлые, покрытые увядшею осеннею травою, они обступают все теснее и теснее долину реки Иссык. Вся поросшая кустарником, дикою яблонью, собачьей ягодой, ежевикой, перевитыми ползучими растениями, опушенная боярышником, теперь, в октябрьское утро, вся в гамме желтых, зеленых, розовых, коричневых и черных тонов по каменистому ложу, белая от пены, студеным потоком с шумом стремится в долину река Иссык и сейчас же разбирается на множество уже менее шумных и говорливых ручьев-арыков.
Над первым рядом гор темными утесами, покрытыми густым еловым лесом, высятся старые горы. Вершины их уже не округлы, но поднимаются к небу отдельными пиками, суровыми скалами; обрывы и пропасти, ярко шлифованная временем черная порода, блестящие плоскости ясно видны в бинокль.
Это второй план пейзажа. Еще дальше стоят черные безлесные горы, прикрытые блестящею снеговою шапкою, сверкающею, как серебро. Глубокие долины заплыли там таинственными, тысячелетиями накапливающимися ледниками; из них торчат черные острые пики скал, образуя зубцы короны громадных ледников и ледниковых полей. Еще выше - голубое небо, по которому над горами нет-нет да протянется белое облачко курящейся метели. Внизу в станице Надеждинской тепло, даже жарко; а там лежат вечные льды, скаты гор, дремучие леса покрыты снегом, и еще чернее на фоне его кажутся черные пики и зубцы поросших еловым лесом гор...
Уже один этот вид манит приехать в Надеждинскую, чтобы полюбоваться горами и таинственною щелью Иссыкской долины.
12 октября после дождя, пролившегося ночью, я выехал верхом на Иссыкское озеро. От Надеждинской сначала на восток идет торная, наезженная телегами дорога. Вправо от нее на склоне гор то и дело попадаются маленькие домики под зелеными железными крышами, утопающие в садах: это водяные маслобойни и крупчатки. Вот спустились несколько ниже, стали попадаться камни, и вот по круглому булыжнику и сверкающей прозрачной воде перебрались на правый берег реки Иссык. Здесь дорога повертывает вверх по реке и вступает в долину. Когда мы выезжали из Надеждинской, вся станица была залита яркими косыми лучами утреннего солнца, а в долине был сумрак и холод ночи, и резкий холодный ветер дул по ней, заставляя кутаться в плащи. Некрутыми, наезженными подъемами дорога поднимается наверх и идет по холмам над рекою. Иссык здесь так шумит, что не слышно разговора. Обломки скал, большие камни, иногда целые скалы несколько саженей высоты соскочили с гор, упали, черные, на зеленую траву холмов и торчат тут и там, преграждая дорогу и заставляя ее извиваться то влево, то вправо. Внизу, на том берегу, видны ульи пчельников и те бесчисленные травы и цветы, которыми питались летом пчелы, чуются теперь в величавом макартовском букете засохших репейников и сухоцветов, тесно обступивших дорогу. Все больше кустов и деревьев. Дикие яблони растут по сторонам дороги, переплелись наверху черными ветвями и заставляют нагибаться под ними. Весною и летом уже одна эта горная дорожка по ущелью, заросшая целою гаммою зеленых тонов, покрытая гроздьями ароматных цветов, полная душистой малины, очаровательна и прекрасна. Конечно, теперь, осенью, когда вместо зелени торчат сухие листья да голые ветви, когда холодный ветер шумит между скал, когда в этой глуши и пустыне передумываешь отрывочные телеграммы, слышанные вчера в Верном о войне на Балканах, когда знаешь, что на шесть дней обречен скитаться по пустыне, где нет ни телеграфов, ни газет, где нет ничего живого, - эта пустынная дорога, по которой мы пробирались вдвоем с женою, верхом на своих кровных лошадях, производила удивительно яркое впечатление оторванности от всего мира и забытости.
Четыре моста, сложенные из бревен, полуобтесанных сверху и положенных поперек реки, узких, меньше сажени, без перил, переброшенные через ревущий под ними и бешено клокочущий поток р. Иссык, заставляют перейти то на левый берег, то вернуться на правый. Долина становится уже и мрачнее. Там, впереди, уже золотом горят снеговые вершины, залитые лучами еще невидного низкого солнца; здесь - полусумрак, черные скалы базальта; дикая растительность и холодный ревущий поток.
Дорога обращается в тропинку. Здесь ни на какой телеге не проедешь. Большие камни забросали ее; между ними навалилась щебенка, и местами лошадь идет по кучам хрустящего и осыпающегося в бездну щебня.
И вот конец пути... Прямо вверх, почти по отвесу, поднялись горы. Одни покрыты травою и по ним сереют теперь голые, без листьев, деревья, другие поросли кустами малины. Когда-то, и еще недавно, здесь стоял дремучий еловый лес. Теперь все вырублено, и только кое-где остались одинокие пушистые темно-зеленые елки. Здесь река Иссык вырывается из-под земли и камней множеством тихих ручьев и тут же сейчас и ревет мощным потоком. Стоишь на последнем мосту: вверх груда черных, громадных, то угловатых, то круглых камней - ложе водопада, бушующего и ревущего два месяца в году, ниже, точно из-под земли, вырвался и с пеной и брызгами несется водный поток реки Иссык.
Двумя тропинками, крутым зигзагом, почти по отвесу, поднимается дорога вверх, к какой-то естественной стене, к какой-то плотине, преграде, пересекающей долину. По скользким камням, облепленным черною мокрою землею, карабкаться очень нелегко. Хватаешься за сухие травы, делаешь роздыхи, задыхаешься. Подъем, который казался ничтожным, длится сорок минут, и лошади, оставленные внизу, кажутся маленькими букашками и еле видны между кустов.
И вот мы на краю этой плотины. Одинокая елка торчит над нею. Другая притулилась на отвесной скале вправо; между ними черное русло почти по отвесу бегущего летом водопада.
Вдруг в этих черных берегах, между скал, то серых, то желтоватых, с блестящими краями изломов, словно гигантский сапфир, блестит тихое озеро. Это малое Иссыкское озеро. Никакой растительности кругом. Черный ободок показывает место, до которого доходит вода летом; дальше желтые громадные скалы; в небольшой котловине лишь камни да сухая трава. А между ними голубовато-зеленое, совершенно прозрачное, тихое, не колеблемое ветром, притаилось малое Иссыкское озеро. Середина его темна, но и в темноте неизведанной глубины чудится та же хрустальная прозрачность этой студеной воды. Тихое и холодное, оно никогда не замерзает, и вечно, где-то снизу, из-под него, ревет и бушует поток реки Иссык, прокопавший себе подземное ложе. В это озеро идет каменистый канал, по которому откуда-то сверху сочится вода. Летом, в июне и июле (в нынешнем году с 21-го июня по 21-е августа), когда летнее солнце начинает припекать, снеговые вершины гор, “белки”, начинают таять. Шумливые ручьи несутся в верхнее Иссыкское озеро, по каналу вода уже не струится, а несется грозным потоком, и малое озеро наполняется до черных краев своих бортов. Тогда, переполненное, оно вырывается могучим водопадом и ревет и бушует, ломая в куски столетние стволы елей, случайно туда попавшие. Тогда, в эти летние месяцы, еще таинственнее это маленькое сапфировое озерко, тихо притаившееся между голых скал, озерко, из которого ревет и бушует, весь в белых брызгах, весь осиянный тысячами радуг водопад...
Но надо лезть еще выше. Теперь уже немного. Вот три, четыре скользких камня, тропинка, покрытая каменистой дресвой, небольшой спуск, и вы у Иссыкского озера.
Это озеро - сказка. Только наш прозаический век не населил это тихое красивое озеро таинственными существами; вот где должен был стоять дворец царевны, к которой на ковре-самолете прилетал Иван-царевич, вот горы, которые должен стеречь дракон!..
Мы поднимались от Надеждинской почти два часа. Дорога была красивая. Белые вершины снеговых гор, в которые упиралась долина, были очаровательны; они сверкали светлым золотом на фоне зеленоватого неба. Красивы были и черные, точно иглами покрытые, горы, красива была и густая заросль кустарников по берегам грозно ревущей реки; но это все было все-таки обыденное, привычное, семиреченское.
Уже малое озеро, круглое, саженей 50 в поперечнике, зеленовато-синее, таинственное, манило неизвестной глубиной. Здесь вид был особенный.
По цвету воды вдруг развернувшегося перед нами озера, по его голубой прозрачности и чистоте Иссыкское озеро почему-то сразу напомнило Фирвальштедское озеро... Люцерн... пронеслось в моей памяти. Люцерн вспоминается при взгляде на Иссык, но оно много меньше озера четырех кантонов. Оно кажется еще меньше, потому что у него нет берегов. В него прямо спускаются отвесные горы страшной вышины; за ним и вместе с тем над ним стоят громадные снеговые вершины, медленно ползут блестящие ледники. И потому-то вся эта величественная панорама скрадывает вовсе уже не так малую величину Иссыкского озера. Оно имеет длину около 3-х верст и ширину до 2-х верст.
Но остановимся и сядем там, где кончается тропинка, протоптанная дровосеками. Сядем недалеко от дома лесного объездчика. Вправо голые скалы серого цвета, тремя отвесными кулисами спускающиеся к темно-зеленой воде, цвета темного хризопраза, воде, постоянно меняющей свой цвет в зависимости от освещения. Вершины этих скал слились в полуокруглые холмы, покрытые травою, и пять-шесть елок уцелело на них от росшего когда-то здесь большого и густого леса. Между ними густо поросли кусты малины. Эти скалы отделяются длинным языком залива от противоположного берега. Черные горы крутыми обрывами падают в темно-синюю глубоко прозрачную воду и отражаются в ней своими опрокинувшимися елками. Эта гора имеет четыре скалистые, почти острые вершины и красивыми кулисами спускается к неширокой долине, густо поросшей лесом, долине реки Иссык. За этими горами величаво мощными отрогами поднимаются к синему небу снеговые вершины и ярко блестит ослепительной белизны громадный ледник. Влево черные горы, покрытые густыми зарослями елей, спускаются отвесно к воде, и от их отражения вода, совсем черная, сохраняет свою прозрачность. Я сказал - берегов нет. Лишь кое-где можно подойти, вернее, сползти по скалам к синеватой прозрачной воде. И берег и дно озера одинаково покрыто мелкими камушками, ясно видными на большую глубину.
Удивительно прозрачно и красиво своими синими и зелеными тонами Иссыкское озеро. Окруженное горами, оно таинственно и уютно. И страшно на его пустынных, незаселенных берегах и удивительно хорошо. Недаром верненцы почти поголовно совершают паломничество к его красивым берегам, живут неделями в палатках и юртах, любуясь красотами Иссыкского озера.
Зимою оно замерзает. На него спускают лес, и бесчисленные следы саней показывают, как быстро истребляется лес, лучшее его украшение.
Уже теперь черные вершины поросших лесом гор напоминают голову сильно пожившего человека, а было время, когда лес рос так густо, что не продерешься, потеряешься в лабиринте еловых стволов и валежника.
На том берегу, казалось, так близком, работали люди, там стояла лодка; но только в бинокль были видны и люди и лодка, так широко Иссыкское озеро.
Заключенное в раму из голубого неба, серебряных снеговых гор, густых хвойных лесов, как таинственный изумруд, тихо спит Иссыкское озеро, мало кому известное, мало исследованное, трудно доступное.
Там, за ним, есть щель. Та таинственная щель, из которой течет река Иссык. Густой лес, камни, скалы; местами так тесен переплет ветвей, что не видно яркого голубого неба; ни души человеческой. Только звери... Еще дальше - два белка, два громадных снеговых поля. Вечный холод, вечная неистовая вьюга ураганом дующего ветра. Еще дальше - видно далекое голубое полотно громадного озера Иссыккуль и Пржевальск.
Этою щелью киргизы как-то угнали лошадей у надеждинских казаков.
Но ни “альпинистов” с крючковатыми палками и веревками, ни охотников вы здесь не встретите. Горы Пилатус и Риги много доступнее неизведанных Алатауских ледников.
Впрочем, нет. И здесь бродят люди. Русские “ползуны по скалам”, не воспетые только русским капитаном Майн-Ридом.
Лунною ночью, когда пыль, поднимаемая лошадьми, кажется таинственным облаком фей, я подъезжал к большому русскому селу Маловодному.
Хозяйка земской квартиры, Ушакова, переселенка из Томской губернии, пятнадцать лет живущая в Маловодном и переженившая здесь своих сыновей, встретила меня необыкновенно радушно. Мой вестовой так о ней выразился: “Здесь хозяева хорошие. У них сыновья в солдатах служат, так они так теперь это (то есть гостеприимство) сознают”.
За чаем, со свежим и душистым медом, в теплой и уютной горнице, мы разговорились со словоохотливой хозяйкой.
- А что, господин, войны бы не было, - проговорила Ушакова, складывая по-русски руки на животе. - Мой-то старший кончает службу, в ноябре приходить ему домой. Я боюсь, как бы не задержали.
- Нет, здесь теперь войны не будет, - с тоскою ответил я. - Война будет, если будет, далеко отсюда на западе. Здешние солдаты туда не пойдут. А здесь войны не будет.
- Да, хорошо бы, - вздохнувши, сказала хозяйка. - А то Китай бы не пошел! Вишь ты, дело как вышло. Есть тут у нас пятеро парней, братья Бортниковы, и так очень хорошие люди. Охотники большие. Тут в горах все места исходили. Зверя всякого приносят. Люди молодые. Еще в Чилике (Зайцевском) солдат есть один. Тоже по горам ходит. Ден по 17 на одной киргизской крупе ходят, ничего и не едят, вот этакого кусочка хлеба не видят. Ну только недели две тому назад приносят золото. Нашли в горах. И камень, черный такой, а в середине блестит, вот как самовар, ярко начищенный. Золото это они в городе предоставили по начальству, и вдруг им по 100 рублей дали, а потом еще 1000, чтобы продолжали, значит, искать. Пошли они на днях и нашли камень такой желтый, а в середине - хрусталь. Потом, сказывают, еще нефть нашли, зажжешь, и пахнет, как керосин... Так вот Китай не проведал бы. Его ведь, сказывают, горы-то были. Не пошел бы назад отбирать.
Эти страшные горы, покрытые вечным снеговым покровом, утыканные мелкими елочками, - полны тайны. И каракиргиз, бродивший по ним со своими стадами, свято хранил эти тайны. И слышалась в народе только молва о старом “Китае”, которому 80 лет и который только один знает, где лежит в горах “клад”. И если русские узнают эту тайну о кладе - то будет война.
Милая старая хозяйка! Дай Бог русским скорее узнать, где лежит этот клад, - и никакой войны не будет из-за него!
Черные скалы и камни, желтые и серые, точно шлифованные обрывы и пики самых фантастических очертаний, глядящиеся в изумрудное озеро, подобное драгоценному хризопразу, - кто знает, что заключают они в недрах своих и что откроют еще “братья Бортниковы” - эти “ползуны по скалам”, и какой толчок дадут они для развития Семиречья, и какие богатства дадут они самодержавной России?!
Петр Николаевич Краснов
1912г.
