Ольга Х
одаковская
ГЛАВА 10
Продолжение. Начало в №№ 5 – 12, 2009, № 1-3, 5 2010
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ГИБЕЛИ ЕПИСКОПА ПИМЕНА
16 сентября 1918 года
В начале 90-х годов ушедшего XX века в Алма-Ате от людей глубоко преклонного возраста доводилось слышать о некоторых обстоятельствах ареста епископа Пимена. Например, о группе солдат, которые приходили за ним дважды. В первый раз ворота архиерейского дома оказались на крепком засове, во второй вечер засов был кем-то отодвинут. Выведенного на улицу епископа толпа солдат встретила грубой бранью и оскорблениями. Рассказывали, что в рощу его везли в фургоне… что вечер был дождливым… за фургоном долго бежал келейник-мальчишка, потом отстал. В другом рассказе – до рощи бежала его собака…
С обрывочным характером сведений, их таинственной невнятностью пришлось бы за неимением другого примириться, если бы не архивная находка в фонде Семиреченского облисполкома. Это было подробное описание ареста, составленное насельником архиерейского дома игуменом Вадимом. Текст его направлялся от имени консистории в Ташкент архиепископу Туркестанскому и Ташкентскому Иннокентию. Как видно, донесение было перехвачено на почте.
«Его Высокопреосвященству, Высокопреосвященнейшему Иннокентию, епископу Туркестанскому и Ташкентскому Туркестанской Духовной Консистории
Доклад.
Состоящий в числе братии Туркестанского Архиерейского дома игумен Вадим вошёл в консисторию с рапортом следующего содержания:
«Как очевидец ареста Преосвященного Пимена долгом своим почитаю доложить консистории, как Епархиальному Управлению, об аресте его и изложить, хотя вкратце, так как я видел и слышал.
3-го сего сентября172 , в 6 часов вечера, прибежал ко мне в келлию келейник Преосвященного Фаддей Шабат и, задыхаясь, говорит: «Ворвался в покои Преосвященного вооружённый солдат и требует Владыку немедленно ехать с ним». Предположив, что это есть осуществление давнего намерения большевиков арестовать нашего Владыку, я с Шабатом прибежал в зал Владыки, где увидел его и расхаживающего, вооружённого винтовкой, шашкой и, кажется, револьвером красногвардейца. – «Вот, о. игумен, – сказал Владыка, – этот человек требует, чтобы ехал немедленно с ним», – и вручил мне кусочек бумаги, якобы мандат от гарнизонного комитета, смысл которого он не понимал. Разбирая вместе с Владыкой неотчётливый по написанию, безграмотный и не ясный по смыслу этот мандат, я сказал Владыке, что и я не могу понять смысла этой бумажки. Между прочим, там написано было приблизительно так: «товарищу Архиерею Пимену. Предписывается ему вместе с товарищем… туда… игумен… немедленно явиться, что удовлетворяется подписом и приложением печати». Признаки же печати самые слабые, едва заметные. «Да что там разбираться, одевайтесь, о. Пимен, и отправляйтесь», – повелительно сказал красногвардеец. «Для чего вы требуете Преосвященного, и кто, собственно, требует его и куда?» – спросил я красногвардейца. «Преосвященный, – продолжал я говорить, – не такое занимает положение в городе и не так живёт и не так относится к людям, чтобы требовать его привлекать за что-то голословно, обидным для него тоном и манерами и без объяснения причин Вашего требования». Тут красногвардеец привязался ко мне за слово «привлекать» и поставил мне вопрос: «Что это значит – привлекать – Разве я влеку его? Я приехал за ним по поручению власти. Он должен явиться туда, куда я представлю его. Вы, о. Пимен, не медлите и одевайтесь, и отправляйтесь со мной тотчас же. Я больше не могу повторять своего требования», – говорил красногвардеец. Пытались было заметить красногвардейцу неблаговидность, неприличие с его стороны и обиду для Преосвященного от такого требования две дамы, в ту пору пришедшие в зал Владыки, но красногвардеец повторением грубого требования к Владыке заградил дальнейшие слова их. Владыка сказал: «Если бы требование это было предъявлено мне днём, я поехал бы, но так как наступает ночное время, то я не поеду». «А я буду бить», – сказал красногвардеец и продолжал расхаживать по залу в вышеизложенном виде, с объяснением того, что он исполняет возложенный на него начальством долг и с требованием принудительными словами, обращенными к Владыке, одеваться и ехать с ним. Но Владыка сидел, погрузившись в раздумье. Воспрянув от раздумья, сказал: «Я решил ехать». Взял бумагу – мандат в карман и, осенив себя пред иконой крестным знамением, вышел в переднюю и оделся. Прощаясь со всеми, в то время находившимися при нём, в числе которых был и о. Архимандрит Иринарх, Владыка тихо сказал мне: «Если меня долго не будет, оповещайте духовенство и пусть звонят по церквам во все колокола», – и вышел из дома, и там, на улице он был подхвачен большим конвоем и увезён неизвестно куда.
По выходе Владыки из дома тот же час я дал знать протоиереям о. Антонову, как благочинному, и о. Копылову, которые и прибыли в Архиерейский дом. Вскоре прибыли и другие лица из духовенства – свящ. Иоанн Соколов, свящ. Иоанн Тушканов, диакон Коптев, свящ. А. Дольников и церковный староста П.Д. Иванов, между которыми находился о. Архимандрит Иринарх. Собранию сему я объявил о распорядительном желании Владыки, чтобы, по оповещении духовенства, звонили по церквам во все колокола, когда его долго не будет после ареста. Но это сообщение стало для собравшихся затруднительным вопросом, звонить ли по церквам в колокола. И решили обратиться по телефону к придержащим властям в городе за сведениями о том, по чьему распоряжению арестован Владыка. И гарнизонный комитет, и командующий войсками, и исполнительный комитет, и начальник милиции, и, наконец, начальник охраны города, все они ответили нам отрицательно, т.е. что никому из них об аресте Владыки неизвестно. Тогда собрание пришло к естественному выводу, что Владыка арестован какою-то бандой, и сочло бесполезным звонить ночью для собрания народа, не будучи уверено, соберётся ли народ ночью для освобождения Владыки, да притом неизвестно, куда и к кому направляться и обращаться. И оставалось собрание с таким решением вопроса о ночном звоне по церквам и с предположением, что банда, услышав звон, могла бы поскорее покончить с Владыкой и разбежаться, а придержащая власть посчитать ночной звон по церквам с собранием народа поднятием бунта.
Между прочим, в собрание наше, по нашему же приглашению, прибыл начальник охраны города Казаков, который, наведши по телефону свои справки о некоторых лицах, в сем случае ему потребных, распорядился, чтобы начальник милиции прислал конвой в 40-50 человек для розыска Владыки, и после распоряжения сего ушёл из Архиерейского дома. А народ, в небольшом числе собравшийся, пожелал творить в церкви Архиерейского дома молитвы о спасении Владыки, что и исполнилось священнослужителями. Но во время моления Архиерейский дом был окружён вооружёнными людьми, и слышны были от них выкрики: «Загнать их всех туда и дом зажечь». И никого из ограды и церкви не выпускали, только спустя несколько времени начальник охраны города Казаков приказал народу разойтись по домам, а насельникам Архиерейского дома потушить везде огни, с предупреждением, что он, если огни не будут потушены, за последствия, какие могут от этого произойти, не ручается. И насельники Архиерейского дома в течение ночи были под надзором поставленного вокруг дома караула.
В № 372 «Вестника Семиреченского Трудового Народа» от 18(5) сентября напечатан следующий приказ исполкома: «За контрреволюционные выступления против Советской власти и как враг трудового народа и крестьянской бедноты архиерей Пимен подлежит высылке из пределы Семиреченской области, что 16 сентября исполнено. Все сторонники, защитники и приспешники высланного контрреволюционера архиерея Пимена объявляются контрреволюционерами и будут наказываться с применением мер военного времени. Военным властям, местным исполнительным комитетам, начальнику охраны города вменяется в обязанность точное исполнение настоящего приказа для охраны города.
Председатель облисполкома П.Чегодаев, товарищ председателя Ломанов, председатель облисполкома совдепа Виноградов.
О вышеизложенном Духовная Консистория долг имеет довести до сведения Вашего Высокопреосвященства. № 4921, 21 сентября 1918. г. Верный.
Члены Консистории: Протоиерей Алексей Шавров
Игумен Вадим
Протоиерей Дм. Копылов
Протоиерей Н. Соколов»173 .
Приведённый документ можно без преувеличения назвать «семиреченским евангелием». Перед нами проходят бессмертные персонажи: иуда, апостолы, жёны-мироносицы. Узнаются вечные эпизоды сомнений Гефсиманского сада, предательства, оставленности…
На следующий день консистория сообщила об аресте телеграммой в Ташкент. Сообщение это было опубликовано в ташкентском «Туркестанском церковном вестнике»174:
«Арест Преосвященного Пимена, Епископа Верненского и Семиреченского.
Высокопреосвященным Иннокентием 17 сентября была получена из Верного телеграмма такого содержания: «Третьего, в семь часов вечера, Владыка Пимен арестован. Где находится, неизвестно. Консистория».
В ответ епископ Иннокентий телеграфировал: «Глубоко сожалею об участи Преосвященного Пимена. Возможные меры к облегчению приняты. В делах руководствоваться 332 ст. старого устава Консистории. Важные дела присылайте мне. Архиепископ Иннокентий».
Архиепископ Иннокентий действительно обратился за помощью в Правительство Туркестанской Республики. Оттуда в Верный последовало срочное за № 1041:
«Вне очереди в Верный. Областной совет. Копия наркому, Совдепу. Предлагаю немедленно освободить из-под стражи Викарного Епископа Пимена. Если на него падают какие-либо обвинения, ограничиться домашним арестом в архиерейском доме. Об исполнении телеграфировать.
И.д. председателя Туркестанского совнаркома
народный комиссар юстиции Х. Ибрагимов».
Следом летела ещё одна телеграмма:
«Прошу сообщить место заключения епископа Пимена. Срочно принять меры исполнение телеграммы председателя совнаркома относительно Пимена 1041. Заведующий тюремным отделом республики
Гредингер»175.
Телеграмму от Туркестанского совнаркома председатель Верненского исполкома Ламанов передал 20 сентября 1918 г. командующему войсками области Л.П. Емелеву. Тот ответил в Ташкент коротким телеграфным сообщением: «1041 отправлен конвоем Ташкент».
Разумеется, епископа никто в Ташкент не отправлял. В Верном хотели отвести от себя обвинения. С точки зрения Туркестанского совнаркома, арест епископа был самоуправством должностных лиц Семиреченской области, входившей в состав Туркестанской Республики.
Тому, что епископ выслан из г. Верного, в 1918 г. не верил никто. Шёпотом по городу передавали, что «архиерей убит». Об этом же в декабре 1918 г. в Омске сообщалось на страницах газеты «Русская армия»176 – официального издания правительства А.В. Колчака177 . Спустя сорок лет скрывать факт уже не имело смысла. В июне 1957 г. в редакции газеты «Алма-Атинская правда» о епископе Пимене спросили бывшего члена Верненского ревтрибунала Малетина:
«– А как архиерей Пимен? Его убили, говорят?
– Да, это было в 1918 году. Он в своём доме принимал тьму всяких паломников, особенно женщин, целые дни у него торчал народ. Бешеную агитацию он разводил, тут же, против облисполкома, находившегося в бывшем губернаторском доме. Ну, терпели, терпели это, а потом раз ночью арестовали его, вывели в Баумскую рощу и там расстреляли. Это в 1918 году было»178.
В романе «Мятеж», сюжет которого разворачивается в городе Верном, о расстреле упоминает Дм. Фурманов:
«1918 год. Отряды Мамонтова, Иванова, Петренко проявляли в боях чудеса героизма… Но это не были отряды стойких сознательных революционеров. Независимость, вольность партизанская родила, конечно, самоуправство в действиях и поступках, безотчётность, безответственность… Хулиганство мамонтовского отряда дошло, например, до того, что из домашней церкви пьяной ватагой был выхвачен архиерей и за городом расстрелян – без суда, без предъявления должных обвинений. Такие дикие выходки, конечно, настраивали жителей робко и злобно… Так было в конце восемнадцатого. Нечто подобное продолжалось в девятнадцатом году»179.
Комиссар Фурманов не был заинтересован в том, чтобы скрывать факт безобразного убийства. Наоборот, прибыв в г. Верный весной 1920 г. для выправления работы верненских товарищей, он подчёркивал царивший до его прибытия в действиях советских руководителей волюнтаризм и безответственность. Но убийство было совершено «не вольницей», не бандой, а согласованными действиями исполкомов области и уезда, командующего войсками Семиреченской области Лукиана Емелева и командира партизанского отряда Дмитрия Кихтенко. Отряд был вызван из района Саркандской станицы. Один из бойцов этого отряда, Родион Пинчук, вспоминал: «Отряд Мамонтова-Кихтенко вызвали в Верный как бы на отдых, а когда прибыли в Верный, заняли военную казарму, а для лошадей конюшни, нам объявили, что в городе организовано восстание под руководством архиерея и белоказаков, вот вас вызвали на усмирение и наведение нормальной жизни города Верного. В ночь в конце сентября 1918 г. отряд окружил и атаковал архиерейский дом и большой сад, сделал обыск, архиерея посадили в тачанку и увезли за город в рощу за 8 км во исполнение приговора полевого суда. Отряд Мамонтова-Кихтенко был задержан в городе до 3 недель. Вот такой был отдых – для усмирения»180.
Вопрос о судьбе архиерея Пимена был поднят на Первом областном съезде Советов, проходившем в Верном с 7 октября по 9 ноября 1918 г. Председателю съезда была послана записка: «Тов. Председатель! При обсуждении вопроса о Пимене пригласите, кажется, Емелева: он в курсе этого дела больше всех других. Молчанов»181.
Большевику Емелеву в советское время в Алма-Ате был сооружён памятник. Молодой человек, уроженец Джаркентского уезда был первым среди тех, кто перед мартовским переворотом усиленно обрабатывал казаков 2-го Семиреченского полка. Словно тень грядущей смерти он прибыл в Верный из Ташкента вслед за епископом. Приказом от 12 октября 1917 г. вольнонаёмный чиновник 6-го разряда телеграфной конторы Ташкента Лукиан Потапович Емелев, согласно прошению, перемещался с тем же званием в почтово-телеграфную контору города Верного.
Вызвав отряд Кихтенко, для того чтобы подвести черту под деятельностью епископа Пимена, Емелев подтвердил среди своих соратников репутацию решительного и волевого человека. В протоколе областного съезда советов от 9 октября 1918 г. записано:
«Тов. Казаков, касаясь подробности ареста архиерея, говорит о тех исключительных и твёрдых мерах, какие ему пришлось принять, чтобы в данном случае подавить выступления против советской власти отдельных групп населения города. На вопрос Малинина о более подробном освещении ареста архиерея Казаков отвечает, что по распоряжению властей Епископ Пимен, уличённый в контрреволюционной переписке, был арестован Штабом партизанского отряда Кихтенко и выслан в тот же день в Ташкент»182.
В сентябре 1918 г. в городе Верном находился Антон Станиславович Хомичевский. В 1994 г. 94-летний Хомичевский проживал в г. Цимлянске. С ним удалось связаться. По его словам, убийство архиерея было делом рук советских деятелей того времени Гуринова, Завалишина и Быкова. В том, что решение принимал не кто-то один, а имел место коллективный довод «лопнувшего терпения», было и так ясно. Антон Станиславович добавил к картине существенные детали. После исчезновения епископа в городе прошли митинги и демонстрации. Обстановка была накалена настолько, что для разгона людей применялось оружие.
Появление в городе отряда красных партизан в несколько сот сабель ни для кого не было секретом. Предчувствовал ли епископ Пимен, что недалеко от него, по другую сторону городского парка, в кавалерийских казармах поселилась его смерть? Современники были уверены: знал и чувствовал. О дне ареста вспоминала Анна Алексеевна Шпилёва. В то лето ей, Ане Якушевой, было двенадцать лет. Её детские воспоминания – единственные, дошедшие до нас от тех, кому довелось тогда общаться с епископом Пименом.
В своём доме епископ организовал детский кружок по изучению Закона Божия. Бывший ректор духовных семинарий, начальник зарубежной миссии в своей недолгой жизни много общался с детьми. В Персии в качестве наблюдателя сельских ассирийских школ. В Перми вёл детский Стефановский религиозный кружок. С епископом Андроником Пермским они принимали участие в рождественских детских праздниках. Тяга к общению с детьми – один из точных показателей духовного состояния человека. Озабоченный страстными помыслами человек тяготится чистым миром детства и сторонится его.
На протяжении долгой жизни Анна Алексеевна Шпилёва часто возвращалась к этим воспоминаниям. Они записаны со слов её дочери Ноны Владимировны Борисоглебской183.
«Отца Пимена моя мать знала недолго, но встреча с ним оставила неизгладимый след в её памяти. Девочкой она приходила вместе с другими детьми в его большой светлый дом, находившийся рядом с архиерейской церковью. Каждая встреча становилась праздником. Отец Пимен с большим удовольствием занимался с детьми. Он подолгу беседовал с ними, рассказывал интересные и одновременно поучительные притчи и истории. Вместе они читали стихи, пели духовные песни. Он знакомил их со Священным Писанием и разъяснял отдельные места из него. Рассказывая, она удивлялась, насколько легко давались эти знания и какими прочными были. Запомнилась одна песня о сеятеле, которого встретила Матерь Божия, он сеял в Божий праздник и потом ничего не собрал…
Отец Пимен был епископом Семиреченским и Верненским, и каждый раз, входя в его дом весёлой и шумной толпой, дети встречали множество людей, искавших у епископа утешения и поддержки. В то время это казалось естественным, и только с годами стало понятно, что силы у него были необычайные: он успевал всюду и никогда не выглядел озабоченным или уставшим, напротив, на его лице неизменно светилась доброжелательная улыбка. Как-то раз Аня пришла раньше положенного часа и застала епископа во дворе. Он колол дрова, а ей предложил погулять по саду и нарвать цветов. В саду он что-то рассказывал, но спустя 70 лет Анна Алексеевна уже не помнила подробностей. Совсем старая, она просила пойти погулять с ней к тому месту, где когда-то стоял архиерейский дом. На его месте был пустырь, но она утверждала, что ей здесь легче дышится.
В один из сентябрьских дней 1918 г. дети пришли в архиерейский дом. Проведя их в комнаты, келейник попросил немного подождать и сказал, что владыка молится Богу. Запомнилось, что в тот день они занимались недолго, а потом всех детей повели на террасу, где на длинном столе лежало много небольших икон. Епископ Пимен попросил всех выбрать себе по одной на память. Аню он подвёл к столику, стоявшему отдельно, и передал Распятие Иисуса Христа, бумажное, наклеенное на ленту голубого шёлка. Провожая детей до калитки, он сказал девочке:
– Теперь иди домой и не оглядывайся, скоро вечер, уже темнеет, как бы кто не обидел, ведь тебе идти мимо казарм.
Через семьдесят лет она всё удивлялась, ну как он мог знать, в какой стороне она живёт?! Аня тогда задала вопрос:
– А Вы пойдёте на вечернюю службу?
– Да, – ответил он, – но я буду недолго, а потом меня не будет.
Смысла этих слов она не поняла, но по дороге домой её одолевали смутные предчувствия. «Ноги были будто свинцовые», – вспоминала она.
На следующее утро город облетела весть: архиерея убили! Около архиерейского дома толпилось много людей. Многие женщины были в чёрном. Келейник рассказывал, как всё произошло.
Солдаты приехали вечером, ворвались в дом... Выводили с грубой бранью, оскорбляя и унижая: «Что, Петька, отмолил грехи?» Они будто соревновались в сквернословии и издевательствах, но епископ молчал. Келейник184 хотел было ехать с ним, но его оттолкнули с такой силой, что он упал.
На легенду похож слышанный Аней рассказ о собаке епископа. Что она бежала до самого места расстрела, а когда вернулась, нос у неё был в земле. И что она привела потом людей на место расстрела.
Более достоверна другая подробность. Люди расспрашивали нескольких солдат, принимавших участие в расстреле, и кое-что узнали от них. Когда епископа Пимена привезли за город в казённую рощу185, никто не мог решиться выстрелить. Стали даже договариваться, чтобы дать ему уйти… но тут прискакал «известный бандит Яшка Курилов», выругал всех за промедление и сам произвёл выстрелы. Садясь на лошадь, он упал и сломал ногу.
Отступая от рассказа Анны Алексеевны, отметим, что в документах того времени упоминается о некоем Тимофее Курилове, которого 15 ноября 1918 г. за какие-то заслуги повышают по службе и назначают третьим помощником начальника охраны города. Возможно, что бандита, собственноручно застрелившего епископа Пимена, звали «Тимошка Курилов».
Народ требовал выдачи тела убиенного, чтобы похоронить, но исполком отмалчивался. Кто-то ходил на место расстрела и пытался искать тело, но не нашёл… Поговаривали даже, что «Бог восхитил Пимена прямо на небо».
Рассказывая «об отце Пимене», Анна Алексеевна неизменно вспоминала сон, который увидела тогда. Отец Пимен сидел в обычном чёрном одеянии и строго наказывал ей слушаться во всём матери:
– Будешь слушать, тогда окажешься здесь. – При этом указал рукой туда, где было светло и празднично и шли радостные люди.
– А не будешь, тогда пойдёшь с ними. – И он повёл рукой в другую сторону, где было тревожно и сумрачно и брели люди, среди которых были священники».
О трагической судьбе епископа Пимена знали его родные в Петрограде. Неизвестный, рассказавший им, был осведомлён о деталях, которые в городе могли знать от солдат партизанского отряда, принимавших участие в расстреле. Людмила Николаевна Орнатская пишет о том, что он был «зверски расстрелян в городе Верном за проповедь в соборе, причём принял смерть спокойно, безропотно, с молитвой»186.
(Окончание следует)
Примечания
172 В официальной церковной переписке сохранялся старый стиль.
173 Алма-Атинский областной архив. Ф. 489. Оп. 7. Д. 1 (1918 -1919 г.). Л. 59 (4-6).
174 Туркестанский церковный вестник. 1918, № 4-5.
175 Алма-Атинский областной архив. Ф.389. Оп. 1. Д. 90. Л.212.
176 Русская армия. 1918 г., №28 (от 24 декабря).
177 Автором статьи, в которой сообщалось о факте убийства епископа Пимена, был И.Н. Шендриков – семиреченский казак, уроженец станицы Софийской; в 1918 г. – представитель Семиреченского казачьего войска в Омске.
178 Об установлении и упрочении Советской власти в Казахстане. Выписки и вырезки из газет. 1955-1964. / ЦГА РК. Ф. 1770. Оп. 1. Д. 22. Л. 337.
179 Дм. Фурманов. Мятеж. Алма-Ата – Москва, 1936.
180 Участники установления Советской власти в Семиречье (воспоминания, автобиографические и другие документы). / Архив Президента Республики Казахстан. Ф. 71. Оп. 3. Д. 1.
181 Юлий Молчанов, юрист, окончил юридический ф-т Харьковского университета, прибыл в г. Верный с обозом ташкентского карательного отряда Е. Мураева.
182 Алма-Атинский областной архив. Ф.489. Оп. 1. Д.27. (Копии протоколов заседаний первого Семиреченского областного съезда).
183 Её рассказ приводится по записям автора этой книги и по материалу, опубликованному в алма-атинской газете «Веди» (1996, №4).
184 В г. Верном у епископа Пимена были келейники: Дмитрий Рощупкин; позже – бывший унтер-офицер Диомид Пискур; последний – Фаддей Шабат, осиротевший после киргизского мятежа. Все – из местных жителей.
185 Роща Баума.
186 Воспоминания о Василии Ивановиче Орнатском жены его Людмилы Николаевны Орнатской. / Из частного собрания документов Т.И. Орнатской. Машинопись. 1939. С. 6.
http://prostor.ucoz.ru/publ/35-1-0-1812
Комментарии
RSS лента комментариев этой записи