Владимир Проскурин
Старый алма-атинский ТЮЗ горел три дня и две ночи. Спасти театр не было возможности то ли из-за плотного кольца брандмейстеров, бестолково действовавших в зоне огня, то ли по причине равнодушия горожан, праздно шатающихся на пепелище. Мол, ярко горит сей обыденный городской памятник , чего мешать занятному яркому костру .Были среди пожарища и патриотически настроенные горожане Те, кто спешил сюда в первый звуковой кинотеатр «Алатау», на первую картину «Девушка спешит на свидание» .
Или приходил после войны в театр , на огонек к режиссеру Наталье Сац , на премьеру детского зрелища или на новогоднею елку. Даже аттестаты зрелости здесь торжественно выдавали выпускникам-отличникам школ .В этом волшебном театральном городском царстве ...
Ну, не было более в Алма- Ате здания более уютного , просторного и гостеприимного .Великие и не очень именитые, советские новоселы , ссыльные и эвакуированные квартиранты глядели из окон на быстро меняющеюся жизнь : вот улица Мещанская сменила название на проспект Калинина; в годы войны не официально стала величаться Невским, затем, в годы социалистического переустройства превратится в Бродвей . Теперь , Мещанская превратилась в Кабанбай Батыра ...Каждая эпоха придавала городской улице шарм , шрам, трамтарарам
Со стен погибающего ТЮЗа немым укором взирали на прохожих трагикомические лепные маски. Сначала исчезли в огне нашлепанные к фронтону гипсовый Пушкин , с томиком уже зачитанных детворой стихов, затем – старенький Джамбул , успев в последний раз прикоснуться к струнам неизменной спутницы-домбры. Затем, рухнула сложив крылья громадная крыша. Из пустых глазниц масок вдруг повалило едкое, отвратительное угарное пламя. По мысли, то был хрестоматийный дым , что несомненно лучше для Отечества , чем огонь на чужбине.
А что же стало с Бродвеем ? Погашены фонари и проспект растворился во времени. С невероятной расторопностью на месте сгоревшего ТЮЗа посадили сквер, при этом вырубив плодоносящий сад, засыпав строительным мусором памятный фонтан у киноплощадки, разобрав на металлолом ажурный чугунный забор , примыкавшей к консерватории. Впрочем, недолго жил и новоявленный сквер. Пеньки да овраги на перекрестке нынешних улиц батыра Кабанбая и хана Абылая – красноречивое тому свидетельство. Тем временем, реклама, стыдливо прикрывающая весь этот ужас пережитого, вещает о возведении здесь некоего бизнес-центра. Безвозвратно утратила Алма-Ата особенные черты провинциального предместья, пригорода великих российских столиц; уютная патриархальная старосветская тишина вытеснилась неизбежной черствостью, машинным грохотом, бензиновым чадом непомерно разросшимся современным и чужим городом.
Время было , фонари алели ...
По силе притяжения, народный Бродвей , официально проспект имени Калинина, был классическим выражением закона всемирного тяготения и не мог сравниться ни с одним из достопримечательных уголков старой Алма-Аты . Хотя, каждый алма-атинский двор и его славные представители , знали только ему уготованное место .Ни влево, ни вправо. Таковы были жесткие правила уличной жизни. Справедливости ради, несколько расширим границы « пятачка» , скажем , от улицы Иссык-Кульской ( Мира) и двадцатого магазина, до улицы Карла Маркса, где открылись в те годы ателье мод и пивнушка, со странным названием « американка № 1 » .
Где , еще скажите, было такое обилие каскадов воды, львиными мордочками изрыгивающие струи фонтанов. Или огромные электрические часы , по которым сверяли часы уважающие себя горожане. А еще матовые фонари , гроздью по три- пять плафонов на каждом столбе , так и манили пройтись в вечерние часы среди кипящей сирени или благоухающего жасмина по главному проспекту столицы. Не забыть и вечернего салюта, ярко расцвечивающего алма-атинское небо по большим советским праздникам. Время было, фонари алели...И погашены огни над Бродвеем.
Любовь алма-атинцев к ТЮЗу , к первому перекрестку детства, отрочества, юности, осталась на долгие годы, на крепкие поколения. В годы войны в здании ТЮЗа размещалась кинофабрика « Ленфильм », деятели искусств работали и жили в студии , находили друг друга в эвакуации по новому , придуманному адресу : «Алма-Ата, Невский проспект» , навеянному питерцами. На базе ЦОКСа снимались документальные и художественные кинофильмы «Иван Грозный», «Тебе, фронт», «Абай». В годы войны столицу Казахстана называли «советским Голливудом». Здесь работали композитор С. Прокофьев, кинорежиссер С. Эйзенштейн, балерина Г. Уланова, писатель М. Зощенко, актер А. Райкин, академик В. Вернадский. Сотни других известных деятелей Страны Советов жили в Алма-Ате. Встречи-расставания с любимыми, в победные дни 1945 года с прибывающими героями с фронта, - все свидания в городе яблонных грез назначались в уютном кафе «Лето». Местный ресторан казался, чем то воздушным, небесным, загадочным. Подобные общепитовские заведения плели в геометрические узоры в ажурные павильоны города нечто из дранки, прутьев, реек .Непременно покрывали «парижской зеленью» (или медным купоросом, каждого домохозяина голубой ядохимикат , которым в изобилии опрыскивали вредителей Заилийских садов и огородов ). В кафе уже с утра кипела жизнь: мужики до открытия вино-водочных отделов похмелялись пивом . На закуску были непременные горячие сосиски, горчица, хлеб .
Издавна стало модным в городе бороться с памятниками огнем . Кафе «Лето» тоже погибло в пожаре
Но , были и другие версии о произошедшем. Ходили слухи о колоссальной растрате, взбудоравшей Алма-Ату. Байки, сплетни, досужие разговоры , которыми с аппетитом питался провинциальный город О том , что жена директора ушла к другому, обязательно к грузину, и наверняка с автотачкой «Победа»
Но мужики пожар пережили , отнюдь не горевали о «Лете». Они освоили сад Акчуриных, что был напротив . Где под каждой фруктовоягодной веткой был им дом , стол да свободный стакан. И толковали за житье-бытье. Горожане пили дешевые плодовые , красные и сладкие вина , доставленные из подвалов пригородных колхозов .За неимением к местному пиву обыкновенной кружки , в кругу страждущих был эмалированный или битый чайник. Другой емкости к пиву оставалсь обыкновенная поллитровая стеклотара. За оставленную , выпитую бутылку, хозяйка выдавала закуску – кусочек черствого хлеба, соль и пучок зеленого лука.
Надо сказать , в конце сада Акчуриных , пущенного в годы перестройки на дрова, возвели кафе «Театральное » . Здесь подрастало и воспитывалось уже новое поколение алма-атинцев, -появились стиляги и фарцовщики, из под полы продавались пластинки на « скелетах» ( звукозапись производилась подпольно на старой рентгеновской пленке ) , слушался свободный голос Америки и вообще, делалось то, что называлось тогда обличающим выражением «тлетворное влияние Запада» . Весной 1967 года в Алма-Ате побывал знаменитый Александр Галич, автор крамольных, бардовских песен . Местные звукорежиссеры сумели записать голос певца и к вящему неудовольствию гэбистов магнитофонные катушки получили широкое распространение.
В те времена западные радиостанции были весьма оперативны, если не сказать больше. Наша боевая « Казправда » , все вечно согласовывшая «сверху» как бы чего не вышло , явно отставала от правдивой Би-Би.Си . Так о переименовании проспекта Сталина в Коммунистический «бродовцы» узнали первыми.
Там кино ходило в кино
К старому ТЮЗу примыкала киноплощадка, - словно ангар, просторное, армированное холодным железом помещение , с фанерными рядами шумно откидывающих кресел ; или манеж картинок, вечно полный местной шпаны и обильно заплеванный шелухой подсолнечных семечек.
Словно на скачках ипподрома.
Там крутили крутое кино,
Там Чапай уходил на дно,
И с жемчужиной, гад , возникал,
Скаля зуб , у Карибских скал,
И вздувался, и пучил глаз,
Земноводный, как водолаз,-
И опять уходил на дно...
Там кино ходило в кино.
Город лишился статуи Сталина у Оперного театра, но украсился монументальной фигурой Ленина, возведенной по замыслу скульптора Евгения Вучетича. На открытии памятника горожан поразили гости, зампремьер Бирманского Союза У Чжо Нейн с супругой, прежде всего, своими необыкновенными одеждами, сибирскими дохами на босу ногу. Новостройки , улицы, первые достопримечательности стали темой документального и художественного кино. Классический пример тому – первая казахская кинокомедия «Наш милый доктор », где каждый кадр наполнен любовью к городу и горожанам . Мелодии Александра Зацепина в исполнении Ермека Серкебаева сразу и надолго вкладывались в душу каждого. Во вновь отстроенном Доме культуры Казпромсовета начались съемки самой популярной кинокомедии
Но, и в новом кино о старом, в не менее известной художественной ленте « Балкон », - между прочим, задуманной о становлении личности поэта Олжаса Сулейменова, тоже воспитанного Бродвеем, - передано ни с чем не сравнимое дыхание ушедшей эпохи. Близилась эра рождения Советского Человека , способного собственными руками построить коммунистическое общество . По городам и весям прокатилась небывалая волна приема в партию и комсомол, призванная очистить наше общество от пессимизма. Свое волнение, неосознанное стремление вырваться из круга привычных прописных истин, обрести свободу самовыражения молодежь стала обозначать в одежде, в стихах и песнях , где лирика и политика, протест и надежды сочетались самым причудливым образом. Пройдет немного времени и в космос отправится советский человек. Подвигу Гагарина поэт Олжас Сулейменов посвятит свою поэму «Земля, поклонись Человеку!»
Потрясает в картине «Балкон» второстепенная, но весьма необходимая в фильме роль Солнцелова, снятая с портрета городского чудака С.И. Калмыкова, декоратора Оперного театра, признанного знаменоносца современного авангарда. Он потрясал публику, воспитанную строгими , военного образца униформой советского служащего , необыкновенными космическими одеждами : летом- костюмом остроумного шута, с побрякушками, с колокольцами, с подвязками; зимой –хитрой дохой, выкрашенной всей палитрой маслянных красок. Сам воздух воспетого « города снов » , в который однажды одинокий художник окунулся , снежные пики Алатау и пространства улиц питали видениями фантазию, предполагали жерственность и восторг перед жизнью. Калмыков так надеялся бродить по городским улицам лет так двести и даже был уверен, что сможет прожить еще больше, если , конечно « удастся достать запасное сердце, глаза, легкие , чтобы работать и воплотить тот рой мыслей и образов, что клубится и распирает мозг ».
И взрослые, и подростки подражади героям кинолент во всем: прежде всего в моде на одежду, в манере что и как говорить, в поведении на улице и дома. Зарабатывали мальчишки на кино, и вообще, на жизнь, разными способами. Один из которых заключался в помощи «апашкам»: необходимо было в отсутствии транспорта тащить «авосьски» с продуктами с Ташкентской, где располагались магазины спецобеспечения партийно-хозяйственной элиты. Донесенный груз к месту назначения, домработницы вознаграждали тарелкой супа, чем-либо из изношенных вещей хозяина или деньгами.
Остались в светлой памяти деятели искусств старой Алма-Аты : скульптор Исаак Иткинд – «чудоковатый патриарх города» ; график Павел Зальцман – его «совершеннейший джентельмен» ; театральный декоратор Сергей Калмыков , «сочинитель странных романов». Невозможно забыть постоянно встречавшегося на алма-атинских улицах Ивана Михайловича Сабенина, быстрого, чистенького маленького старичка в неизменном черном костюме на все времена года, с аккуратной старорежимной «бабочкой» под сухим морщинистым горлышком; деликатно поблескивали хрустальные стеклышки в золотом зажиме пенсне. Нельзя забыть нервный стремительный бег изумительного эрудита, талантливого знатока всех известных, полуизвестных и совершенно неизвестных вещей на свете Льва Игнатьевича Варшавского. Непозволительно не вспомнить здесь и "шествовавшего важно, походкою чинной" главного режиссера Русского драматического театра Якова Соломоновича Штейна. Его кудрявая голова, неправдоподобно белая, казалось, была исполнена точь-в-точь по библейским рисункам Гюстава Доре.
Искусство – уходило на дно
Новые символы народной демократии были поставлены вместо одиозной фигуры И.В. Сталина , некогда располагавшейся у входа в Оперный театр ( с годами не придумали лучшего как устроить вместо гранитной статуи обыкновенную лужу , т.е. фонтан или водный бассейн времени). Для поднятия былого престижа, в наши суверенные дни , была произведена странная реконструкция самого здания оперы и балета, в которой также больше политических, чем художественных аккордов. В итоге утрачены многие скульптурные фризы, отражающие эпоху создания театра. Тщательно соскоблили со стен художественные фрагменты в гипсе и бетоне, на которых был представлен героический эпос казахского народа, этапы социалистического строительства, изобилие каждой советской семьи, встречи Джамбула с деятелями культуры и многое другое. Современные «реставраторы» убоялись даже высеченных в гипсе крылатых ленинских слов – «Искусство – принадлежит народу». Реставрация театра оказалась делом сугубо политическим.
По сторонам ТЮЗа построили жилые дома , ближе к проспекту Сталина квартиры строителей каскада ГЭС, а на улице Фурманова дом стахановцев Турксиба, напоминающий чем-то московский небоскреб . И только некрасовская школа , извиваясь вдоль бывшей Мещанской, еще долгие годы напоминала старые, досоветские времена, прежде чем уступила место новой гостинице « Алма-Ата ».
Перед самой войной возвели трехэтажный дом, который сразу же стал новой достопримечательностью одноэтажной Алма-Аты . Официально дом, который построил архитектор М.Б. Левинсон, назывался 5-м жилкомбинатом горисполкома. Здесь селилась казахстанская элита, уступившая в лихолетье войны квадратные метры творческому цвету Страны Советов. О чем говорят скромные мемориальные доски, в наши дни упрятанные за массивную рекламу магазинчиков, нашедших себе место в подъездах дома.
С подоконников разносилась окрест эстрадная музыка, которой , казалось, был наполнен весь город. Радиолы, патефоны, проигрыватели крутили Утесова, Шульженко, Бунчикова, Нечаева, Бернеса. В моду входили пластинки Мио Побер, Сокольского , Лещенко. Оживали некогда пыльные, неблагоустроенные улицы .Окольцевали в асфальт проспекты Сталина, Калинина, Фурманова с появлением в конце войны троллейбуса, а чуть позже автобуса , с непременнными плюшевыми , зелеными накидками на сиденьях. Возобновилась работа такси, появились первые частные лимузины «Москвичи» и «Победы» , чудо советского автомобилестроения «ЗИМ». Открылись фирменные магазины по продаже табака, где продавали в роскошных коробках душистые «Дюбек», «Северная Пальмира», «Люкс» или «Джамбул» . Или помянем гастроном на Панфилова- спустишься в подвальчик, где тебе в аквариуме открывался мир заморских стран. Жизнь круто менялась .Еще недавно , кажется, перед походом «в город» надраивали зубным порошком брезентовые полуботинки. Теперь в таких на Бродвей не выйдешь.
Напротив монументальной трехэтажки , прозванной народным домом Союза писателей , на ноябрьские праздники 1941 года возвели вычурный куб Оперного театра по проекту Н.А.Круглова, репрессированного в сталинские годы. Еще в 30-е годы наш город , расположенный на далекой окраине Страны Советов , неожиданно стал стройплощадкой, на которой реализовывались передовые художественные идеи архитекторов. Столицу Советского Казахстана возводили М.Гинзбург, Д.Фридман , Н.Круглов, А.Гегелло, другие известные зодчие, принявшие участие во Всесоюзном конкурсе проектов. Печально, что их творчество , выраженное по словам критиков в « эклектизме, формализме и конструктивизме», объявленное лжеискусством « не отвечающим запросам советской общественности», сохранилось в лучшем случае на редких фотографиях .
По бокам Театра разбили скверики , наполненные со временем бюстами Ауэзова и Джамбула. Художники усаживались здесь с мольбертом , чтобы запечатлеть на этюдах новую жизнь - цветники у Оперного, воспеть гимн тенистым карагачевым арыкам и тополевым улицам, убегающим в пестроснежные горы. Таковой Алма-Ата осталась на полотнах А.Черкасского, М. Лизогуб, Н . Леонтьева, П.Зальцмана. Каждого из местных корифеев, почтительно дефилирующего по Бродвею, алма-атинцы знали в лицо. Мальчишки ради бравады называли их по-свойски. Мол, артист балета А. Селезнев, только вышедший из Оперного .Для меня не просто сосед по двору , Дядя Саша, с большой буквы и такта. Сюда же прибегали поглазеть на всенародное горе или вселенскую радость : оперный театр предоставлял помещение и для похорон, и партийных съездов, и грандиозных книжных базаров. И главная елка республики устанавливалась тоже здесь, с подарками, с ледяными горками, которые казались в детстве такими крутыми и долгими.
Кабанбай батыра неважнецкая : для «новых» , прикинь, по-Жванецкому
Всё, кончилось золотое время, в стране всё за деньги. В платных туалетах посетители, у которых запор, требуют вернуть деньги обратно, и суды их поддерживают. По любому вопросу можно обратиться в суд и получить оправдательный приговор. Главная задача суда - не связываться, главная задача церкви - не ввязываться. Суд, церковь и народ полностью отделились от государства, учителя отделились от учеников, мили-полиция отделилась от воров, врачи отделились от больных. Всё, спросить не у кого.
На экране непрерывно стреляют, любят друг друга в крови, в грязи, и поют там же. Секс полностью отделился от любви, на свадьбах под крик "Горько" уже не целуются, а идут дальше. Любимые называются партнёрами, объятия называются позой, поцелуй называется началом игры, женихи и невесты исчезли как класс, среди венерических болезней самая редкая - беременность.
В правительстве вяло идут дебаты когда давать пенсию - с 60 или с 65 (это при средней продолжительности жизни в 57). Во время эпидемии гриппа особым шиком считается подговорить гриппозного поцеловать начальника.
Радиации у нас никто не боится - считается, что умереть от неё мы просто не успеем. В магазинах всё есть, только кому это всё есть? Начиная с 17-го года, едят только "новые" бывших республик.
Все газеты о том, как вести себя в постели, как будто мы из неё не вылезаем, хотя прохожие на улицах есть. Все советы как спать-переспать, и никаких советов как жить. В результате: как ограбить банк - знает каждый , как сохранить там деньги - не знает никто.
Так как наше производство не работает, одеты мы прилично. Женщины наоборот - раздеты ярко и броско, делают для этого всё, потом за это подают в суд.
Раньше была загадочная страна, потом загадочный народ, теперь загадочный ... для всех загадка .Умом никого из них не понять. Тут надо чем-то другим думать, чем - мы ещё не подобрали.
Сегодняшнюю жизнь понять нельзя. Литературы нет, учебников нет. Рассказать об этой жизни, как об этой новой водке: когда она даёт в голову - перестаёшь соображать. Пришли в новый ресторан, стали ждать официанта, он пришёл и принёс счёт. Новый . То есть так по-новому никогда не жили. Когда меня спрашивают: "Ты как по-английски?" - "Читаю свободно, но не понимаю ни хрена".
И всё же взамен мрачных и одинаковых появились несчастные и счастливые. И весь этот кипяток со всеми его бедами и загадками всё-таки больше похож на жизнь, чем та зона, где тюрьма, мясокомбинат, кондитерская фабрика и обком партии выглядели однообразно . Однако , отбывшие срок здания сносятся под чистый лист ватмана , улицы по просьбе трудящихся переименуются , правда не официально , но под официально, песни нового поколения приближаются по смыслу к наскальной живописи. Песен в стране стало в сто раз больше, зато стихов в песнях - в сто раз меньше. Приятное новшество - пение под фонограмму: любимый певец прилетает на гастроли, но голос с собой не берёт. То, ради чего собрались, не происходит, хотя и рот открывает, и на нас кричит, мол, не вижу ваши руки, не слышу аплодисментов, "Браво" не слышу... "Вяло!" - кричит он на нас, "Вялые вы!". Это мы-то в зале вялые? "Не слышу вас!" - кричит. Это нас он не слышит, как будто мы поём. Но в конце концов он добивается нашего звучания, так что фактически это мы выступаем под его фонограмму.
Что хорошо в республике - все живут недолго, сволочи в том числе, поэтому весь вопрос в терпении. Остальное нормально. Москва сверкает, Одесса хорошеет, Алма-Ата впервые узнала , что такое автомобильные пробки.
Комментарии
Училась в театральной студии при ТЮЗе и нам,студийцам не разрешали прогуливаться по Бродвею. Статья всколыхнула все воспоминания о юности и встречах с теми о ком рассказал, один из лучших краеведов города Алма-Аты.
RSS лента комментариев этой записи